На нашу просьбу присылать рассказы о своих родных и близких – участниках Великой Отечественной войны – уже откликнулись очень многие читатели. Мы обязательно опубликуем каждое такое повествование. Ваши воспоминания для нас очень ценны: все, кто воевал с нацизмом на поле боя или в тылу, достойны того, чтобы их знали поименно. Сегодня о своем дедушке Карры Дурумове и его фронтовом друге Василии Шалине рассказывает Сардор Дурумов, уроженец Узбекистана, ныне проживающий в Санкт-Петербурге. Однополчане бок о бок прошли войну с 1943 по 1945 годы, не раз подставляя друг другу крепкое и надежное товарищеское плечо.

Уважаемая редакция «Ферганы.Ру»,

прежде всего, хочу поблагодарить вас за публикацию материалов про героев Великой Отечественной войны в преддверии празднования 70-ей годовщины Победы над фашизмом. Спасибо за возможность рассказать о родных, память о которых нам очень дорога.

У меня был любимый дедушка, Карры Дурумов. Он родился в Хорезме в 1915 году, был призван в Красную Армию в 1943-ем, служил командиром взвода в седьмой стрелковой роте третьего батальона 297-го гвардейского стрелкового полка 99-ой гвардейской стрелковой дивизии 37-го гвардейского стрелкового Свирского корпуса 9-ой гвардейской армии (3-й Украинский фронт). Он воевал до 1945 года, был неоднократно ранен, дошел до Венгрии, за что получил несколько наград, и вернулся домой живым.

Мой дедушка Карры Дурумов

В грозные годы войны фронтовые дороги свели в одном подразделении моего дедушку, родом из Хорезма, и Василия Шалина из Оренбуржья. Дед был командиром взвода, лейтенантом гвардии, а Василий Яковлевич – его подчиненным, рядовым. Столкнулись и переплелись две судьбы, две жизни. С первых дней совместной службы они прикипели друг к другу душой. Родилась крепкая фронтовая дружба. Из кромешного ада войны, где смерть косила людей на каждом шагу, они оба вышли живыми. Не раз за годы войны друзья спасали друг друга от смерти.

В одном из тяжелейших боев в ходе Балатонской оборонительной операции, в венгерском городе Секешфехервар на берегу озера Балатон, при освобождении села Моха 18-го марта 1945 года мой дед был тяжело ранен и лежал на поле боя, истекая кровью. Василий Шалин на руках вынес своего командира из-под огня. Сдав раненого санитарам, Шалин вернулся в боевой строй батальона. В тот момент, спасая своего друга, он еще не знал, что одновременно спасает и себя. Останься он на месте – не быть бы ему живым: блиндаж, служивший им укрытием в короткие минуты затишья между боями, был разворочен прямым попаданием снаряда…

Василий Шалин

После войны жизненные пути боевых товарищей надолго разошлись. Мой дед остался в госпитале лечиться от ран. После госпиталя он был уволен в запас по инвалидности. Осколки снаряда попали ему в правую ногу, на всю жизнь сделав его хромым. А Василий Шалин со своим полком пошел дальше, встретил победу в Берлине, а затем до 1949 года охранял рубежи нашей Родины на Дальнем Востоке.

Но память о мужественном командире и прекрасном друге жила в душе Василия Шалина. Он не знал, жив ли мой дед, и что случилось с ним после госпиталя, но был уверен, что командир не погиб, и горячо желал найти боевого товарища. В конце 1970-ых поиски привели его в Узбекистан, где он нашел работу и поселился в городе Сырдарья, что в восточной части республики.

Между тем, дед мой после госпиталя вернулся домой в Хорезмскую область, где продолжил работу учителем русского языка и литературы и до конца своей жизни руководил Советом ветеранов войны. Его деятельность в послевоенные годы – это длинная история, достойная отдельной статьи.

В поисках своего друга Василий Шалин писал многочисленные письма в военкоматы всех областей республики, однако долгое время он получал лишь отрицательные ответы. Но ветеран не сдавался. В течение четырех лет он писал в редакции газет и журналов, отделы поиска участников ВОв, юным следопытам во все концы республики.

И, наконец, поиски дали результат: мой дед откликнулся! Почти потерявший надежду Шалин однажды утром среди газет обнаружил письмо из Хорезмской области, на котором отправителем был указан Карры Дурумов. Как потом рассказывал он сам, с ним чуть инфаркт не случился от радости. Между друзьями завязалась переписка, и в 1978 году в Ханкинском районе Хорезмской области состоялась долгожданная встреча братьев по оружию. Боевые товарищи снова начали общаться. И хотя жили в разных городах, но часто приезжали в гости друг к другу.

Два фронтовых товарища Дурумов и Шалин со своими женами

Дедушка (второй слева) знакомит Василия Шалина (в центре) с другими ветеранами Ханкинского района

Лишь малая часть орденов и медалей украшает грудь ветеранов (дед – крайний справа)

К сожалению, смерть не спрашивает, когда забрать от нас наших близких. И вот однажды в наш дом пришло горестное сообщение о том, что Василий Шалин скончался в возрасте 65-ти лет. Я прекрасно помню тот день… Дед заперся в своей комнате и много часов не выходил из нее. Веселый и общительный по натуре, он был печальным и молчаливым. Будучи маленьким мальчишкой, я тогда не понял, что с ним происходит. Лишь позже я узнал, что он оплакивал боевого товарища, когда-то спасшего ему жизнь. Благодаря Василию Шалину мой дед дожил до 85-ти лет. Он умер в 2000-ом году в окружении своих родных – детей, внуков и правнуков.

Сардор Дурумов

«Фергана» продолжает публикацию историй наших читателей об их родителях - фронтовиках и тружениках тыла. Сегодня – рассказ о военном связисте Абдулле Шарифуллине и колхознице Вагизе Мубаракшиной: как воевали, как надрывались на работе, как старались уберечь детей от воспоминаний нечеловеческой тяжести. «Как-то папу вызвали – правильнее сказать, настойчиво пригласили - на пионерский сбор в школу, где я училась. Папа пришел, постоял-постоял перед пионерами, смахнул слезу и ушел. Так ни слова и не смог вымолвить… А мама никогда не произносила слов «День Победы». Этот день она называла «Сугыш беткән көн» - День Окончания Войны. Эти слова были самыми главными, все ведь так устали за войну, так настрадались…»

Мой папа, Шарифуллин Абдулла Фазлымухамедович, родился в 1915 году в деревне Кузяново нынешнего Ишимбайского района Башкирии.

В 1939 отец окончил Казанский техникум связи и был командирован в город Нукус - столицу тогдашней Каракалпакской АССР, а ныне Республики Каракалпакстан. В конторе связи, как это тогда называлось, папа был одновременно и техником-телеграфистом, и заместителем начальника по технической части, но проработал там совсем недолго - 10 января 1940 года Абдуллу Шарифуллина призвали в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. «По мобилизации», как значится в его красноармейской книжке.

Служба проходила в 7-й роте связи 14-го гвардейского механизированного полка, который, по рассказам папы, был расквартирован в Молдавии, непосредственно на границе СССР. В то время рядовой состав служил два года, и к лету 1941-го папе оставалось всего полгода до демобилизации, но 22 июня началась война.

Папина рота, где он был командиром отделения связи, сразу же оказалась на передовой, а полк вошел в состав 2-го Украинского Фронта под командованием маршала Конева. Фронтовыми дорогами папа прошел Крым, Болгарию и Румынию.

С Крымом связано одно из самых трагических воспоминаний моего отца: связисты однажды попали в засаду. Зона, по которой двигалось подразделение, считалась очищенной от фашистов, дорога казалось безопасной, однако на склоне горы уцелела вражеская пулеметная точка. Отряд был обстрелян, и многие товарищи отца погибли.

Уже в Праге, куда папа дошел дорогами войны, он попал под бомбежку и получил множество осколочных ранений – потерял мизинец правой руки, а напоминанием о том дне были множественные шрамы на лице и по всему телу. Часть осколков так и осталась в теле, и при плохой погоде они давали о себе знать. Там же, под Прагой, закончился боевой путь моего отца, однако направили его не домой, а в тыл, в Белоцерковский район.

Демобилизовался папа только в сентябре 1945 г. по Указу Президиума Верховного совета СССР №1027 «О демобилизации второй очереди личного состава Красной армии» от 25 сентября 1945 года.

Очень часто слышишь: ветераны, прошедшие войну, не любят о ней рассказывать. Таким был и мой отец, на все мои детские вопросы он отвечал шутками:

- А знаешь, когда мы шли по Болгарии, то все время путались: в знак согласия болгары качают головой, а в знак несогласия кивают. Совсем не так, как мы! Болгары к нам хорошо относились. Обращались к нам «браток».

Или:

- Да, мы по Румынии тоже шли. Там такие красивые и добрые девушки!

Как-то папу вызвали – правильнее сказать, настойчиво пригласили - на пионерский сбор в школу, где я училась. Папа пришел, постоял-постоял перед пионерами, смахнул слезу и ушел. Так ни слова и не смог вымолвить.

- Как ты воевал, папа?

- Я был связистом. Это было очень страшно и ответственно. Связисты шли в бой в первых рядах, чтобы развернуть связь от передовой до штаба. И вот идешь ли, бежишь ли, ползешь ли, но у тебя на спине всегда двадцать килограммов груза: катушка с проводом и кабелем, рация, инструменты.

- А скольких немцев ты убил? – спрашиваю. Мне, ребенку, которому каждый день по телевизору показывали фильмы о войне, по радио звучали песни о войне, в учебной программе обязательны были книжки о войне, а в школе периодически устраивали сборы на военную тему, этот вопрос казался таким банальным…

- Ни одного. Я вообще никого не убил за всю войну, - ошарашил меня папа. – Моей задачей было проложить связь. Как пелось в песне:

Без связи не продержится пехота,

Греметь на магистрали будет связь.

Наверное, нормальному человеку не свойственно убивать себе подобных. В 80-е годы прошлого столетия мне посчастливилось работать в журнале «Вестник» Каракалпакского отделения Академии наук Узбекистана, где ответственным секретарем был Иван Афанасьевич Семенов, белорус, прошедший всю войну в составе Белорусского фронта.

Он был танкистом и однажды рассказал такую историю:

- Когда ты сидишь в танке, то не видишь, куда стреляешь, в кого попал. Едешь себе и стреляешь. Но как-то нам приказали очистить одно село от немцев и сказали, что те прячутся за буртом картошки. Мы весь этот бурт расстреляли, а когда ответный огонь стих, вылезли из танка, и я увидел трупы немцев, людей, которых только что убил. Меня вырвало, так плохо было. Они мне до сих пор снятся, и я просыпаюсь весь в поту.

Абдулла Шарифуллин во время войны

А отец моего друга, дядя Коля Маняпов, тоже фронтовик, который в 1944-45 годах воевал в войсках химической разведки, брал Будапешт, Прагу, Берлин, рассказывал другую историю:

- На фронте забежал я как-то по малой нужде в один разбомбленный дом. Стою, как полагается, и явно чувствую, что я не один, в доме еще кто-то есть. Оборачиваюсь, а там немец стоит, тоже во всей выкладке, и тоже справляет нужду. Окончив свои дела, мы разбежались по разным сторонам фронта, не стали друг друга убивать. Конечно, в бою я стрелял в сторону немцев, но попадал ли, не знаю.

Папа не рассказывал о боевых операциях, не обсуждал вопросы стратегии или политики. Хотя именно от него я услышала про такую тактику, как «психическая атака». Перед тем, как отправить солдат в самый жестокий бой, определенную часть солдат накачивали алкоголем и отправляли в первую линию наступления. Видимо, так притупляли чувство опасности и страха.

Безусловно, многие слышали про фронтовые сто грамм, которые выдавали солдатам ежедневно. Но спирт еще выполнял и функцию наркоза во время хирургических операций в полевых госпиталях. Папа об этом рассказывал так:

- Дают солдату выпить, потом берут пилу и отпиливают ему ногу. А по-другому как? Это же война!

После войны папа вернулся в Нукус, на свой узел связи, который потом стал телеграфом, где и проработал до самой своей смерти в 1983 году. Он был на хорошем счету, и его фотография очень долго висела в Краеведческом музее Нукуса.

Родители поженились в 1952-м.

Моя мама, Вагиза Мубаракшина, во время войны жила в Татарии, в селе Сабы. Ее первого мужа, Фазыла Ахметзянова, призвали в июне 1942 года, а последнее письмо от него мама получила в декабре. Мама ждала, искала упоминания о муже во всех архивах, ходила по военкоматам, пока в 1950 году не получила официальное извещение: «Ваш муж пропал без вести». Так и не нашла - ни среди живых, ни среди мертвых.

Всю войну мама проработала в колхозе: выращивали пшеницу, картофель. Зимой их отправляли в сторону Елабуги, в леса: валить сосны, из которых затем делали приклады для винтовок.

9 мая 1945 года в поле, где работала мама, примчался из правления колхоза гонец с известием об окончании войны. «Мы побросали свою работу, стали обниматься, смеяться, откуда-то появилась гармошка, и мы плясали и пели весь день и весь вечер. Такой был счастливый день!»

Мама никогда не произносила слов «День Победы». Этот день она называла «Сугыш беткән көн» - День Окончания Войны. Эти слова были самыми главными, все ведь так устали за войну, так настрадались…

Колхозникам не полагалось никакой платы за труд. «Нам только проставляли палочки в табеле, трудодни подсчитывали, - рассказывала мама. - Потом награждали: платком, куском ситца, буханкой хлеба». У колхозников не было паспортов, трудовых книжек. Поэтому мама, как и другие колхозницы, так и не смогла получить звания «Участник трудового фронта». Но как бы мы победили без труда колхозников!

В 1946 году мама приехала в Нукус по вызову, который устроил ее отец. Мой дедушка со своей семьей приехал сюда еще в 1932-м, спасаясь от репрессий, - в царское время он был «указным муллой», то есть был назначен указом в деревенскую мечеть. В Нукусе дедушка работал плотником и тщательно скрывал свое прошлое. Вот благодаря этому вызову мама смогла покинуть свой колхоз.

Прошли войну и мужья двух маминых сестер. Соберутся, бывало, божалар (мужья сестер – узб.) и ведут разговор о пережитом. А нам, детям, только этого и надо - взрослые заняты собой, значит, можно мчаться на улицу, «играться», как тогда говорили, с друзьями.

Поначалу никаких особых поблажек или льгот для ветеранов войны не было. Участие в войне считалось чем-то само собой разумеющимся. Помню, когда Генеральным секретарем КПСС назначили Горбачева, мама сказала: «О Аллах, как же он будет управлять страной, он же не воевал?»

Положение участников войны усложнялось еще и неразберихой, которая царила в архивах. Например, в папиной красноармейской книжке записано, что он призывался через Турткульский военкомат Казахской ССР, хотя это была Каракалпакская АССР. Также не смогли найти медицинские записи о пребывании его в госпитале, который располагался в каком-то санатории в Одессе, поскольку архивы пропали.

У папы было две военные награды: медали «За отвагу» и «За победу над Германией» - но он никогда их не носил. Позже к юбилейным датам ветеранов награждали памятными медалями «20 лет Победы», «30 лет…», «40 лет…». Последнюю медаль, а также «Орден Славы» в 1985 году вручили уже посмертно.

В конце 70-х годов по стране организовали сеть магазинов «Ветеран», где участникам войны выдавали недельный паек. В эпоху тотального дефицита это было отличным подспорьем: раз в неделю ветераны могли купить по государственной цене два кило мяса, иногда «давали» колбасу, сливочное масло. Так партия и правительство благодарили своих граждан, которые рисковали своей жизнью в войне с фашизмом.

Папа очень ждал, когда я стану взрослой, чтобы мы смогли сесть и записать его воспоминания: не всё папа мог рассказать девочке-подростку, хотя вскользь он упоминал даже о сталинских репрессиях. Но мы, к сожалению, так и не успели. Папа умер, когда мне было двадцать два – в самый разгар эпохи победившего социализма, в то время, когда многие факты военной истории были под запретом.

Очень тяжелые испытания пришлось пережить моим родителям: коллективизация, война, голод. Но они вынесли их с честью! А главное, сохранили себя для меня, за что я им благодарна.

Фарида Шарифуллина (Ташкент)