Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Служба Рассылок Городского Кота


Служба Рассылок Городского Кота
Русский Журнал. Круг чтения
http://russ.ru/krug
----------------------------------------------------------------------------
Все дискуссии "Круга чтения" http://russ.ru/forums/msg/936/936.html
Список рубрик РЖ http://russ.ru/journal/archives
Поиск по РЖ http://russ.ru/search
----------------------------------------------------------------------------
Книга на завтра
http://russ.ru/krug/kniga/current.htm

Александр Уланов


Глубины войны

Эрнст Юнгер. В стальных грозах. - СПб.: Владимир Даль, 2000.

"Мать всего - война", - говорил Гераклит...

"Зрелище отдельных подразделений и связных, торопливо снующих по обстреливаемой местности,
то и дело бросающихся на землю и со всех сторон окруженных вихрями земли, было поистине
захватывающим. Вот так, заглядывая судьбе в карты, легко забываешь про собственную
безопасность". Первую мировую войну Эрнст Юнгер видел в упор - четыре года в пехоте
на передовых позициях. Получил достаточно. "Пять винтовочных выстрелов, два снарядных
осколка, четыре ручных гранаты, одна шрапнельная пуля и два пулевых осколка, входные
и выходные отверстия которых оставили на мне двадцать шрамов". Войну не украшал.
Грязь, изматывающая окопная работа, бессонные ночи, страшные раны. Меняются только
названия мест боев да фамилии убитых. Звуки - хруст черепа солдата рядом от попавшей
пули, хрип умирающего, которому перебило осколком трахею. Но Юнгер нашел на войне
вовсе не то, что герои Ремарка, Олдингтона и Хемингуэя.

Война для Юнгера - преображение человека, уход от теплой и пресной обыденной жизни.
"Здоровая радость опасности, рыцарское стремление выдержать бой". Самые предельные
состояния потому и наиболее важны. Бой в окопах, где нет ни отступления, ни пощады.
Или сидение под обстрелом, где человек - всего лишь мишень для орудий, и нужно не
отчаяние порыва, а терпение стоять на месте. Потому что "узнать человека можно, только
увидев его в беде". Первыми в атаку поднимаются часто совсем не те, от кого этого
ждешь. Только в кошмаре боя человек проявляет свою истинную сущность. Только в предельном
состоянии, "когда беспокойство, не в силах расти далее, сменяется почти веселым безразличием",
человек становится самим собой. "Бывает такая разновидность страха, который завораживает,
как неисследованная земля... Я испытывал не боязнь, а возвышающую и почти демоническую
легкость; нападали на меня и неожиданные приступы смеха, который ничем было не унять".
(Что-то в этих настроениях, впоследствии!
 сблизивших Юнгера с идеологами фашизма, кажется знакомым русскому читателю... Ну
да, "есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю..." И чуть далее: "Все, все, что
гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья - бессмертья, может
быть, залог!" Солнце русской поэзии...)

Тем более что и у Юнгера бессмертие, смерть и судьба - поблизости. На поле боя пахнет
трупами, которые нет возможности убирать под нестихающим обстрелом. Но этот запах
не удивляет Юнгера, он - "неотъемлемая принадлежность данной местности... Это тяжелое
и сладковатое дыхание вовсе не казалось омерзительным; более того, оно возбуждало,
смешиваясь с едкими парами взрывчатки, - то было состояние восторженной прозорливости,
какое может вызвать только величайшая близость смерти". Человек перед смертью, свободный
от страхов и надежд, обретает максимальную подлинность. Умирающий в лазарете от заражения
крови фельдфебель извиняется, что мешал всем спать, и в последние минуты передразнивает
произношение санитара. "Я впервые почувствовал, какая это великая вещь - смерть".
На войне человек ближе всего к судьбе, решающей, кто останется жить. Выживают самые
предусмотрительные и самые безразличные. Они отменяют смерть. "Смерть потеряла свое
значение, воля к жизни переключилась на что-то бол!
ее великое, и это делало всех слепыми и безразличными к собственной судьбе". Единение
с другими людьми тоже обретается в бою, где каждый знает, что делать, образуя с другими
единое тело, по которому мысли передаются без слов. "Битва связывает, а бездействие
распыляет".

Взгляд Юнгера всегда спокоен. Уже в 1914-м он ехал на фронт не только в поисках необыкновенных
героических событий, но и с записной книжкой в кармане. Восторженность в добровольце
Юнгере умерла быстро. Наблюдательность осталась. Чтобы "все осмотреть спокойно и
не спеша", Юнгер пользовался каждой передышкой. Он ходит по оставленным противником
траншеям, собирает окаменелых морских ежей (выкопанных при окопных работах) и пули
из черепов убитых, любуется фантастическим и мрачным пейзажем поля боя, игрой света
в развалинах на снегу. Или разбирает "странный маленький аппарат", оказавшийся французской
ручной гранатой. (Он был не один! Некий лейтенант натащил в свой блиндаж "кучу неразорвавшихся
снарядов и развлекался отвинчиванием взрывателей".) "Для солдата главное - не скучать"
- и Юнгер участвует в вылазках к неприятельским траншеям.

Напряжение воли извлекает из человека такие силы, о которых он сам не ведал. (А теперь
вспоминается один из летчиков - друзей создателя сказки о Маленьком Принце: "Я такое
сумел, что ни одной скотине не под силу".) Юнгер с трудом собирает бегущих, чтобы
организовать оборону, - а потом никак не может увести этих же людей, разгоряченных
боем. И усталость оборачивается другой стороной. "Упадешь - останешься лежать. Никто
не поможет. Никто не знает, вернется ли живым. Атаки - каждый день, но не прорваться",
- говорит измотанный пехотинец. "В этом голосе не осталось ничего, кроме великого
мужского безразличия. С такими мужами можно идти в бой", - комментирует Юнгер. После
предельного напряжения приходит счастье. Брат Юнгера, раненный в контратаке, пролежавший
потом тринадцать часов в воронке, записывает: "И тогда в смертельную усталость, в
которой я находился, проникло ощущение счастья, которое росло все больше и больше
и уже не покидало меня в последующие недели. Я думал о смерти,!
 но эта мысль меня уже не беспокоила. Все стало до удивительного простым; подумав:
"Ты в порядке!", - я погрузился в сон".

Юнгер ловит мгновения торжества духа над материей, воли над обстоятельствами. Его
герои - не супермены, а те, у кого "воля крепче тела". Иные из них близоруки или
слабосильны, но это те, кого можно только убить, а не победить. Юнгер признается,
что, задавая взбучку попрятавшимся солдатам, разгоняешь малодушие и в себе самом.
И тут опять вспоминается другая книга - на этот раз Библия. "Дух крепок, плоть же
немощна". Что, как не воля, поддерживало Юнгера в полной ясности сознания до самой
смерти в 103 года - хотя он пил, курил, пробовал ЛСД, да и 20 ран - не шутка. Может
быть, Юнгер и сумасшедший, но это безумие на базе расчета, традиции точного мышления,
продолжающейся в Европе чуть ли не с Аристотеля, на базе жесточайшей самодисциплины,
- а не удалой размах. Книга иногда похожа на учебник тактики: как пройти зону обстрела,
как приблизиться к опасному пункту.

"Я всегда старался относиться к противнику без ненависти и оценивать его соответственно
его мужеству". Юнгер восхищается умирающим с трубкой в зубах английским сержантом,
идущими в атаку шотландцами (один из которых после войны пришлет Юнгеру письмо).
Война для Юнгера - скорее смертельно опасный спорт. Причем результат боя менее важен,
чем поведение в нем человека. В свою последнюю атаку за два месяца до конца войны
Юнгер идет, зная заранее, что проиграна и эта атака, и вся война, - но с прежним
душевным подъемом. "Сумерки так сгустились, что мак на одичавших полях с ярко-зеленой
травой налился странным насыщенным цветом". Легче идти в бой среди цветов. Там "проникает
в простую душу сознание, что она включена в вечный круговорот и что смерть одного,
в сущности, не столь уж значительное событие". И тяжело раненный Юнгер в госпитале
открывает "Тристрама Шенди" на той странице, на которой закрыл перед атакой.

Да, конечно, - культ силы, тоталитаризма, безличного, инстинктов и прочего. Может
быть, Юнгер оказался столь популярен также и потому, что предложил смысл миллионам
людей, прошедших через войну, тем, кто не желал - не имел силы? - поставить на своих
усилиях и жертвах крест и признать произошедшее кровавой бессмыслицей и ошибкой.
Может быть, и нас захлестнет книгами "сильных личностей" - предпосылок для проявления
подобных персонажей сейчас достаточно.

Но это - предельный опыт, оплаченный честно и сполна. Опыт свободы и смерти. Юнгер
- в глубине, у оснований европейской культуры, у источников ее энергии. Знакомство
с его произведениями только начинается, русский язык - последний из европейских,
на котором они еще не выходили.

----------------------------------------------------------------------------
Дискуссии рубрики "Круг чтения":
Творчество Виктора Пелевина
Новые книги
Чей это портрет?
http://russ.ru/forums/msg/936/936.html

Книга на завтра http://russ.ru/krug/kniga/current.htm
Выбор Пушкина http://russ.ru/krug/vybor
Чтение без разбору http://russ.ru/krug/razbor
Новости электронных библиотек http://russ.ru/biblio

Авторы Русского Журнала. Досье http://russ.ru/journal/dosie

Гуманитарные ресурсы России http://russ.ru/info

----------------------------------------------------------------------------
Вы можете написать отзыв на каждую публикацию РЖ на сервере http://russ.ru или высказать
свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов" http://russ.ru/forums/msg/945/945.html
----------------------------------------------------------------------------
(с) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов
Русского Журнала по e-mail: http://russ.ru/subscribe/
Russian Journal   mailto:russ@russ.ru    http://russ.ru/



http://www.citycat.ru/
E-mail: citycat@citycat.ru

В избранное