Книжные новости в Русском Журнале Круг чтения

Новые поступления

Августовский и сентябрьский номера (## 8 ... 9) журнала "Октябрь" представляют Афанасий Мамедов и Инга Кузнецова

... Афанасий, вот мы и снова вместе говорим и пишем, вернувшись из путешествий. Отпускное лето самозамкнутое время, существующее по своим праздничным законам. Оно выпадает из потока обычной жизни, оно cамо ... как бы особый вид искусства природы. Литература и все с ней связанное кажется здесь излишним. Отдав дань солнцу, мы догоняем сейчас "упущенную" литературу. Давай...ка закажем себе двойную порцию разговора о ней.

... Сентябрь и есть эта "двойная порция" у людей книжно...журнальных. Он связан с Московской ярмаркой. Каждый год в сентябре не только новые книги, имена, но и новые писательские стратегии. Обсуждая с коллегами животрепещущую для меня тему выкраивания свободного времени для письма, я понял, что не один пишу на ходу: в метро, в магазине, по пути домой ... словом, в голове, а на компьютере уже "монтирую" почти готовый текст. Такая стратегия письма не новая в нашей литературе, она восходит к "лагерной", солженицынско...шаламовской, с одной существенной разницей: и Солженицын, и Шаламов, и Андреев, и Разгон, и многие другие были вынуждены заучивать наизусть свои тексты, править их в голове, мечтать о возможности когда...нибудь записать их. В нашем же случае роль "конвоира" или "начальника лагеря" играет само время, с которым мы по большей части не согласны и у которого пытаемся отвоевать свободное пространство для творчества. Мне кажется, уже сложилась новая популяция писателей, обходящихся без письменного стола, бумаги, ручек и карандашей, я уж не говорю о бюстиках Толстого, Байрона, Гете.

... Ты затронул важную тему. Хочу выйти на нее с другой стороны. Если попытаться сравнить времена с литературными жанрами, приходится признать, что наше время скорее всего сценарно. Мы живем в эпоху отрывочного сознания.

... И все делаем "на коленке"...

... Современный человек уже не основательный "homo faber" и не возрожденческий Робинзон Крузо, делающий все с нуля и на века, а один из поточных производителей пластмассовых стаканчиков, перформансов и одноразовых часов. Он живет в режиме электронного времени, чистого настоящего.

... Я бы еще сказал: случайного настоящего.

... На электронных часах современности прошлого нет, цифры мелькают и исчезают (на часах механических след сохраняется сам циферблат напоминает о только что прошедшем). Нам нужно приложить массу сил для того, чтобы вопреки сумасшедшему ритму жизни прошлое не утрачивалось, а сознание было целостным. Современная жизнь конечно, сценарий, никакая она не проза.

... Не об этом ли писали экзистенциалисты: человек ... проект, набросок

... Это началось, может быть, вообще с Нового времени. Фрагменты, эскизы, осколки жизнь (это подчеркивают "Опыты" Монтеня, "Мысли" Паскаля). Не случайно, что роман Анатолия Наймана "Каблуков", который опубликован в двух номерах журнала, написан от лица сценариста и о его судьбе как недовоплощенном замысле. То есть сценарии, который сильно меняется по ходу "съемок фильма". Роман (кстати говоря, его рабочее название "Сценарий Каблукова") удается потому, что схватывает ускользающую современность, и еще потому, что читатель чувствует, как такой роман был необходим автору. Этот эффект не сымитируешь ничем, в нем есть какая...то особая властность, заставляющая читателя просыпаться и быть внимательным прежде всего к себе.

... Свойство экзистенциальной прозы. Для наглядности две небольшие цитаты: "Ни родины не было, ни чужбины, а только удобство и неудобство жить". И еще: "Я человек, возящийся с самим собой. Дай мне волю, все мои герои делали бы то же самое. Люди, возящиеся с собой, общее место в Х1Х веке. Впоследствии копающиеся в себе. Чернышевский с командой учили, как надо посвящать себя обществу. Тип, полностью исчезнувший к нашему времени. Прижились только знающие толк в компании. И то! единственное, что хоть чего...то стоит".

... Найман написал роман, раскапывающий человека, как исхоженную всеми вдоль и поперек площадь мегаполиса. Слишком привычную но вдруг перевернутую вверх дном. Обнаружившую под собой следы неизвестного города ... осколки глиняной утвари, кусочки берестяных грамот, "височные кольца". Все эти вещи вроде бы похожи на те, что должны встретиться археологам, исследующим данный слой прошлого. Но при ближайшем рассмотрении начинаются неожиданности. Допустим, на бересте записана апокрифическая книга Ветхого Завета. Прошлое плывет, научная почва уходит из...под ног, и открывается новый горизонт гипотез.

Что бы ни говорили о предыдущей прозе Наймана, последнему его роману хочется добавить отчество "романович". То есть это совсем не проза поэта. От стихотворения здесь только, пожалуй, особое отношение ко времени. Интересно, что мое предположение было подтверждено автором. Дело в том, что стихотворение об этом знают все поэты ... приходит одновременно, как бы сразу набегает по всем строкам. Оно уже сразу есть, нужно только развернуть, расслышать. Иногда этот процесс растягивается на годы. Но время здесь одно все времена. Вечность, если угодно. Основа прозы ... все же нечто иное, это история. А она то, что развивается линейно.

...О!.. Тут ты хватила лишнего. Я знаю массу примеров в прозе, которые проигнорировали линейно развивающуюся историю. Например, твой любимый Рильке, "Записки Мальте Лауридса Бригге".

... А вот это как раз потрясающая проза поэта! Я же имела в виду основу понятия "проза".

... Мы можем сейчас говорить бесконечно долго об условности линейного восприятия чего бы то ни было.

... Так мы перескакиваем из "кабинета литературы" в "кабинет физики"! Практически в рассказы Сергея Солоуха ("Физика" так называется их подборка в августовском номере). Если же вернуться к Анатолию Найману, вот метафора из области механики: в "Каблукове" сюжет поначалу раскручивается медленно, как гигантский маховик (все...таки множество временных пластов, пересечения судеб, действующих лиц, приближающихся к главному герою и удаляющихся от него).

... Найман неуклонно наращивает напряжение и темп. К концу романа сюжет становится почти детективным: здесь и странная героиня внешности инопланетной, и выход героя из состояния клинической смерти, и слежка соотвествующих органов, и террористический акт личный апокалипсис.

... Но, может быть, важней здесь все...таки не сюжет, а накаленность романного поля, сплавляющая огромный разброс мыслей, чувств, состояний, опыта. Историй. Обрывков историй. Догадок о них

В "Каблукове" Найман исследует сознание пожилого человека накануне его смерти, о которой он пока не знает. Казалось бы, все предсказуемо: герой подводит итоги, вспоминая всю свою жизнь, вернее, те события в ней, которые оказались не случайными. Счастливыми, травматическими в общем, значимыми.

... Те события, которые и создали именно такого Каблукова. Человека поколения 60...70...х, не понаслышке знающего о том, как разговаривают с диссидентами в КГБ; человека, отчетливо осознающего свою кровь. Одна из самых мощных тем в романе еврейский вопрос, который Найман ставит с большой силой и честностью, не боясь оказаться уязвимым.

... Я бы еще сказала: человека, в силу своего рождения и воспитания органически брезгливого ко всякого рода злу. Но все же не эти свойства определяют Каблукова...персонажа. Не типичность, пусть особая. Герой оказывается маргиналом даже в среде ему подобных. Он совершенно отдельный человек, единица, точнее, один из двух любящих, половинка платоновского андрогина. Возможность вечной любви, ощущение любимого ближе, чем самого себя, важная тема для Наймана. Отдельные страницы, посвященные этой теме, сопоставимы с "Фрагментами речи влюбленного" Ролана Барта по своей утонченности и глубине.

Автору удается написать нечто новое о целомудрии и эротике с завидной смелостью и тактом. Отвлеченные размышления героя читать не менее интересно, чем погружаться в его воспоминания. Самые пронзительные моменты, которые становятся для Каблукова бесконечным предметом раздумий: красота внутреннего жеста ... юная Тоня обучает будущего возлюбленного танцам; ее самоубийство спустя много лет ... Тоня неизлечимо больна и, чтобы избавить мужа от зрелища страшной смерти, уходит из больницы и бросается под автомобиль.

... Роман Наймана напоминает нам и о том, как возник экзистенциализм.

... О том, что человек...единица и есть человек вообще. Каблуков со всеми его профессиональными и поколенческими особенностями парадоксальным образом оказывается не типичным, а универсальным персонажем. Почти каждый может поставить себя на его место. Ты Каблуков, я Каблуков Сценарист по профессии, он человек в меру талантливый (но, как признается самому себе, звезд с неба не хватающий), в меру честный перед собой и другими (в целом да, не укладывается в это представление, пожалуй, лишь один существенный эпизод). Человек симпатичный (но не красавец). Умный (но не философ). В общем, нормальный человек, мера всех вещей.

... Героические характеры для романа сейчас попробуй, поищи!

... Согласна. Нет героев, и давно. Литература советского периода сопротивлялась этому процессу, доходя до чудовищно искусственных описаний. А вот то, что роман должен строиться как предложение целостной (и желательно новой) картины мира, хорошо поняли в прошлом веке великие модернисты. Пока еще ни одному приверженцу виртуальных игр не удавалось обойти этот романный принцип. К счастью или наоборот, романист сейчас должен быть философом.

Анатолий Найман предлагает целостную модель мироздания он строит роман на центральной метафоре Сценария. Помимо заказных, Каблуков пишет сценарии "личные", безнадежные, по которым заведомо невозможно снять фильм потому что там, в семидесятые...восьмидесятые, говорится, например, о Великом потопе. Времена оказываются "вложены" одно в другое.

... Вот и пришли мы окольными путями к тому, что настоящее искусство ... вне настоящего времени. Интересно рассмотреть, как работают прошлое и настоящее, время...герой, на малом пространстве, в жанре менее востребованным, но на сегодняшний день более "продвинутом" ... я говорю о рассказе. В начале года, когда "Октябрь" публиковал роман Аксенова "Вольтерьянцы и вольтерьянки", я слегка "повздорил" с Сергеем Солоухом из...за Аксенова. Солоух выступал тогда в роли эссеиста, в экстравагантной форме судившего одних писателей и превозносившего других. А теперь сам Солоух проявил себя как рассказчик ... и очень удачно. Причем в несвойственной ему манере письма.

... Блок, а за ним и Вейдле, и Адамович утверждали, что стиль ... величина метафизическая, подаренная автору свыше. Перерождение на уровне стиля/языка настораживает. С автором должно произойти что...то невероятное, чтобы изменился стиль.

... Эссе Солоуха о писателях...современниках было буквально начинено пристрастием, и потому было в нем что...то от "последнего прости". Тогда я только не угадал, с кем прощается автор, кто на подножке поезда, кто на перроне. Догадался только сейчас, когда прочел его "Физику". Эссе писалось в момент перерождения Солоуха...писателя: отсюда пепел, развалины и надрывность. Там уже проглядывал новый образ автора. Если ты помнишь, Солоух возносит творчество Андрея Геласимова, чуть ли не восклицая: "Именно так и надо писать!" В "Физике" чувствуются уроки Геласимова, который в свою очередь брал их у Сэлинджера. Урок главный: в сложную жизнь взрослых включаются дети. Включаются на равных, без форы и поблажек И если нашу жизнь сравнить с батутом, на котором прыгают и те и другие, дети вопреки законам все той же физики оказываются очень часто выше взрослых.

Рассказы удались. Скорее всего Солоух не вернется к себе прежнему. Скорее всего он будет разрабатывать новый опыт. Мне бы только хотелось, чтобы в новую его прозу перекочевало то лучшее, что было в старой: метафоричность, особое отношение к детали, приметам времени. Вот пример из старого Солоуха: "По серому лицу шашлычника черными точками разбегалась пыль". Или вот еще: "Сквозь два слоя шерсти он ощущал смешное напряжение детской пятерни".

... Я бы хотела здесь упомянуть такую важную в прозе вещь, как подтекст. Тут выстраивается целая традиция: Хемингуэй, учившийся у него Сэлинджер ... оба повлияли на целое поколение, в том числе и наших авторов. Геласимов же в свою очередь влияет на поколение "молодых". Динамичность, напор, эффектно выстроенный диалог, отсутствие избыточных подробностей такая проза умеет обращаться с современностью и вписываться в нее. Думаю, что рассказы Дарьи Варденбург (подборка называется "Шурка и Паштет"), напечатанные в девятом номере, ... удачный образец в рамках этой традиции. Варденбург очень тонко работает с диалогом. Ее стилю присуща импрессионистичная легкость, рассчитанная недоговоренность, создающая эффект большой жизненности. И, конечно, устойчивый флер настроения.

... Я отметил ее рассказы в двенадцатом номере позапрошлого года, в котором она дебютировала, говорил о близости их американской литературе ХХ века.

... Мне кажется, уже пора наш затянувшийся диалог о прозе двух номеров разбить толикой поэзии, тем более что в большой подборке Игоря Иртеньева " Не надо нам чужого бренда" в роли главного героя снова настоящее: "Мчатся тучи, время сучье/ Обдувает нас".

... Я бы процитировал другое стихотворение, посвященное окончанию всем нам памятной передачи "За стеклом". Коль мы уж заговорили об условном писательском образе/маске, кажется, оно более соответствует импрессе Игоря Иртеньева.

Недолго юные забавы

Мы наблюдали сквозь стекло.

Неужто гордой нашей славы

Так быстро время истекло?

Опять ударили морозы,

Опять страну сковало льдом.

Свобода слова под угрозой

Беда пришла в наш общий дом.

Так что же, без ориентиров

Опять блуждать нам в царстве тьмы?

Нет, прежних позабыв кумиров,

Себе сварганим новых мы.

И, как во времена былые,

Приникнем к щели смотровой,

Нас не пугают ветры злые

И полный кризис правовой.

И не покинет край передний

Мой несгибаемый народ,

Пока герой его последний

Бифштекс последний не сожрет.

... Да, "несгибаемый народ" и "последний бифштекс" ... хороший мостик для перехода к рубрике Из литературного наследия, в которой републикуются главы из одиозного романа Всеволода Кочетова "Чего же ты хочешь?", снабженные перчеными комментариями Евгения Попова и фрагментами известных пародий Сергея Смирнова и Зиновия Паперного.

... Чего только стоит одно название статьи "Всеволод Кочетов как предтеча концептуализма"! Кстати, о названиях. Я всегда судил о писателе по названиям романов и рассказов. Ошибался редко. "Дар", "На западном фронте без перемен", "За рекой в тени деревьев", "Игра в классики" и "Игра в бисер", "Пьер Менар, автор Дон Кихота", "Волшебная гора" Это прекрасные тексты сами по себе. Такого частушечного названия, которое дает своему роману Кочетов, не встречал даже у очень средних советских писателей. Читатель, не раскрывая книги, уже готов ответить на вопрос "Чего же ты хочешь?" не менее частушечным: "А ничаго!". Набоков в своей статье о Достоевском писал, что литературную дребедень можно вычислить по непритязательным, вздорным и ухабистым названиям, например, "Отныне и вовек". А какими именами и отчествами Кочетов одарил героев романа!.. Чего только стоит его Антропович.

В своих комментариях Евгений Попов не без ехидства замечает в скобках: "лучше бы Андропович".

... Я хотела бы только напомнить, что Всеволод Анисимович Кочетов долгие годы возглавлял журнал "Октябрь".

... И долгие годы вел напряженную борьбу с "Новым миром" в лице Твардовского.

... Здесь возникает вопрос: было ли нужно возвращаться к неприглядному прошлому? То, что наш журнал счел необходимым в юбилейный год напомнить и об этой не слишком красивой вехе "Октября", ... правильное и честное решение.

... Хотелось бы отметить кропотливый труд Евгения Попова. Кстати, я не почувствовал в его комментариях слишком много перца. Имея все основания и возможности смеяться и ерничать, он повел себя очень корректно. Думается, дело не только в интеллигентности и благородстве, но и в писательской мудрости. Попов, работая над статьей, как бы приподнимался на носках, всматриваясь в горизонт, а вглядевшись, не исключил возможности зарождения очередного мифа, в котором и сам он, и все мы можем оказаться извращенцами...дерьмократами. Вопрос, какое место в этом новом российском мифе будет отведено писателю Кочетову и таким же идейным рубакам? В одном из вариантов нам придется заучивать свои тексты наизусть в местах достаточно отдаленных, благо опыт уже есть.

... Ты преувеличиваешь, приписываешь Попову свои страхи.

... Ничуть. На той семнадцатой Международной книжной выставке...ярмарке, с которой мы начинали обзор, читатели обращались ко мне и к другим писателям с одним и тем же вопросом: что думаем мы о последних террористических актах, действительно ли это начало третьей мировой войны и существует ли угроза того, что наше правительство, воспользовавшись этой войной, вновь заведет нас в тупик тоталитаризма?

... А кому мы, пишущие, можем задать свои вопросы о происходящем? Вот мы хотели бы, например, потребовать объяснений напрямую у правительства. Есть ли в этом смысл? От кого писатель может получить ответ? Его текст как письмо в бутылке Грустно. И все же не хочется верить в то, что возвращение "идейного", глубоко подцензурного искусства возможно. Давай вернемся к литературе реальной. Лучшее в поэтическом разделе девятого номера ... подборка Ольги Сульчинской. Здесь во всех стихотворениях у нее говорит не лирическая героиня, а лирический герой человек вообще. Сульчинская последовательно избегает женских окончаний. И смотрит не столько в себя, сколько вовне из глубины себя. Иронично...горькая, но очень открытая миру поэтика. Очень трезвый взгляд на вещи. Если уж мы не обошлись без разговора о политике (а как не говорить о ней в нынешнем месяце?), то я процитирую стихотворение под названием "Голова".

В моей голове оседают чужие слова.

Политики мразь. Ничего нет вкусней макарон.

На станции пыльной растет из окурков трава

И пьяный прохожий ложится лицом на перрон.

Лицо его вовсе не хуже лица моего.

А даже пригожей, румяней, круглей и милей.

Денек...то погожий, а все...таки жалко его:

Удобней лежать, чем стоять, да навряд ли теплей.

Возможны осадки. Нагрянет, возможно, братва.

Жратва дорожает. Листва опадает... Во рту

Остался осадок металла. Моя голова

С чужими словами, как шарик, летит в пустоту.

А вот другое прекрасное по звуку, неожиданное и обнадеживающее вопреки смыслу:

Грузинский царь торгует "Мукузани",

Кровь проливая, как простую воду.

Креветки с изумленными глазами

Лежат, лишившись права на свободу.

Но и дары и жертвы все напрасно!

Живет без смысла и не знает счастья

Тот, кто не видит гор и океана,

Не освящает трапезу молитвой.