Книжные новости в Русском Журнале Книжные новости в Русском Журнале

Препринт. В 1998 г. Томас Сас и его единомышленники провели в Берлине "Трибунал Фуко о состоянии психиатрии", который проводился в соответствии с общепринятой судебной процедурой. Мы публикуем в сокращении часть документов этого трибунала.

В 1960-х гг. оформилось движение "антипсихиатрия", в основе которого лежало убеждение, что психиатрические больные не страдают "душевными болезнями", но, по сути, являются индивидами, которые не признают традиционную систему верований или представления о реальности, разделяемые большинством людей в их конкретной культуре. Сторонники этого движения иногда упоминают "миф о душевной болезни", пользуясь при этом названием книги психиатра, профессора Томаса Саса "Миф о душевной болезни", положившей начало острой дискуссии о существе и состоянии психиатрии.

В 1998 г. Т.Сас и его единомышленники провели в Берлине "Трибунал Фуко о состоянии психиатрии" (названный в честь философа Мишеля Фуко, который в "Истории безумия в классическую эпоху" (1961) и других книгах развил понятие безумия как социальной конструкции, навязывающей такую дефиницию нормальности, которая в высшей степени полезна для о! тправления власти над телами граждан). Можно было бы назвать этот трибунал общественными слушаниями, однако проводился он в соответствии с общепринятой судебной процедурой. Tеме карательной психиатрии дня вчерашнего и сегодняшнего будет посвящен готовящийся к публикации очередной номер журнала "Неволя" (#6, 2005). Впервые здесь в переводе на рус. яз. публикуется подборка материалов о "Трибунале Фуко" (1998 г., Берлин), где говорилось о социальной опасности психиатрии. Публикуем фрагмент этой подборки.

---

Томас Сас

Дело против психиатрического принуждения

<фрагмент>

Для совершения насильственных или неправедных деяний, правительству не достаточно обладать волей или даже властью, в этих деяниях должны непременно проявиться привычки, идеи и страсти эпохи.
Алексис де Токвиль

<...> Империя психиатрической власти существует уже более трехсот лет, и она ежедневно становится все более всеобъемлющей. Но мы пока еще даже не начали отдавать себе отчет в ее существовании, и еще меньше - понимать ее роль в нашем обществе.

<...> Политическая история по большей части представляет собой рассказ о властителях, совершающих насильственные или неправедные действия против своего народа. Примеров не счесть: на ум тут же приходят восточный деспотизм, инквизиция, советский ГУЛаг и нацистские лагеря смерти. Принудительная психиатрия относится к этой же категории.

Когда Токвиль писал о "неправедных д! еяниях", он говорил как сторонний наблюдатель, рассматривавший санкционированное государством насилие как лицо незаинтересованное. С точки же зрения инсайдера, санкционированное государством насилие является, по определению, справедливым. Конституция Соединенных Штатов признает принудительные каторжные работы справедливой и гуманной экономической политикой. Во всем цивилизованном мире люди в настоящее время признают принудительную психиатрию справедливой и гуманной терапевтической политикой. Прибегая к модной правозащитной риторике, один видный психиатр называет включение "права на лечение" - изящный эвфемизм для принудительного лечения наркотиками и так называемого "участия в пациенте помимо его санкции" - в систему социальных обязательств, "политикой, более реалистически и гуманно уравнивающей право на болезнь с правом на спасение".

В современной западной медицине утвердился моральный и правовой принцип, гласящий, что тело индивида! является его собственностью и что медицинское вмешательство б! ез разре шения пациента равносильно физическому насилию и нанесению побоев. Часто цитируемое решение Верховного суда США от 1891 года определяет, что "никакое право не является более священным или более тщательно охраняемым, в рамках общего права, чем право каждого индивида на владение и контроль над своей личностью, свободной от всякого ограничения или вмешательства со стороны других индивидов... Право на свою личность, можно сказать, является правом полного иммунитета, то есть правом быть предоставленным самому себе".

В 1928 г. судья Верховного суда Луис Д. Брандайс повторил эту знаменитую формулу. Он заявил: "Творцы нашей Конституции стремились дать американцам защиту для их верований, мыслей, эмоций и чувств. Они даровали нам, в защиту от правительства, право быть предоставленными самим себе - право всеобъемлющее и наиболее ценимое цивилизованными людьми".

Трудно примирить эти мнения с практикой принудительной психиатрии, если только не признать, ч! то диагноз душевной болезни автоматически исключает "пациента" из категории человеческих существ, обозначаемых термином "личность". Однако такая интерпретация становится несостоятельной в свете мнения, сформулированного в 1964 г. Главным судьей Верховного суда (тогда окружным судьей) Уорреном Бергером, что право быть предоставленным самому себе приложимо к "иррациональным" психическим больным не менее чем ко всем прочим. <...>

Недавнее судебное решение, утвердившее право на отказ от лечения непсихиатрических болезней, служит в поддержку моего утверждения, что такое право распространяется также и на отказ от лечения психиатрических заболеваний. В 1993 г. тюремный врач в Калифорнии "инициировал ex parte судебное разбирательство с целью добиться права использовать хирургический катетер для кормления и лечения полностью парализованного заключенного, отказывавшегося от подобного лечения". Суд постановил: "Право на отказ от! медицинского лечения является "основополагающим и фундам! ентальны м", равно как и неотъемлемым от понятия информированного согласия. Право на личное, независимое решение отказаться от медицинского лечения не противоречит здравомыслию, т.е. медицинской рациональности... Поскольку решения в области здравоохранения сущностно связаны с субъективным ощущением благосостояния, государство не придерживается безоговорочного и унифицированного принципа сохранения жизни ценой личной автономии. Как утверждение общего характера, заявление о том, что индивид существует ради блага государства, разумеется, противоречит нашему фундаментальному тезису о том, что роль государства состоит в обеспечении максимальной личной свободы, или выбора, или поведения".

Данное решение знаменательно по двум причинам. Во-первых, потому что физическое состояние, которое врач предложил лечить, заключалось в отказе пациента от пищи, что само по себе не является в чистом виде болезнью, и потому что вмешательство в состояние пациента, которого добивался врач, за! ключалось в питании этого пациента, что не является в чистом виде формой медицинского лечения. Во-вторых, потому что в данном случае суд недвусмысленно предоставил индивиду принципиальное право на иррациональный отказ от лечения. Эта конкретизация была чересчур запоздалой, и мы ее игнорируем на свой страх и риск. Врач подвергает сомнению рациональность поведения и компетентность своего пациента только лишь в случае, когда пациент не согласен с решением врача предпринять некие действия в отношении пациента или непосредственно с пациентом. А как же иначе? Как же может врач подвергать сомнению рациональность поведения и компетентность пациента, если тот соглашается с ним, не оспаривая разумность своего поведения? Следовательно, если иррационально действующий заключенный имеет право не подвергаться принудительным действиям со стороны врача, то на каком основании можно отказать в таком же праве незаключенному, обладающему правом считаться разумно действующим индивидом? <...&g! t;

Перевод О. Алякринского

Вердикт! трибуна ла Фуко

Берлин, 2 мая 1998 г.

<фрагмент>

Мы считаем, что психиатрия - не желая отказываться от использования насилия и принуждения - виновна в преступлениях против человечности: преднамеренном унижении достоинства, лишении свободы и жизни. Чаще всего это делается посредством юридической категории "психически больной", что позволяет полностью нарушать права человека, гражданские права и законы естественной справедливости.

Далее, психиатрия не может претендовать на звание искусства врачевания, так как она нарушила клятву Гиппократа, применяя вредные химические препараты, которые вызвали, в частности, всемирную эпидемию тардивной дискинезии, а также другие вмешательства, которые мы считаем пытками: принудительное лишение свободы, насильственное введение препаратов, привязывание к койке, электрошок, все формы психохирургии, амбулаторный надзор.

Такая практика и идеология во время эры нацизма позволила психиатрам прийти к системат! ическим массовым убийствам пациентов-заключенных под предлогом "лечения".

Психиатрия не только не желает отказаться от влияния, которое она получила от государства в ходе истории, но даже принимает на себя роль высокооплачиваемого и уважаемого средства контроля над обществом - роль международной полицейской силы, силы подавления политических и социальных разногласий.

Мы признаем психиатрию виновной в сочетании насилия и неподотчетности; это - классическое определение тоталитарных систем. Мы требуем отмены законов о "психически больных", что станет первым шагом к тому, чтобы сделать психиатрию подотчетной обществу. С этой целью должна быть осуществлена компенсация за тот вред, который она причинила. Также должны быть созданы общественные организации как гуманная и достойная альтернатива психиатрии. <...>

"Война женскими глазами. Русская и польская аристократки о польском восстании 1830-1831 годов". Занятный ракурс - мало ли что там писали штатные историки об известных событиях, - вот вам две слабые женщины, попавшие волей судьбы в водоворот истории.

Вспоминая недавнюю "рокировочку" ноябрьских праздников, отдаешь дань ловкости и оперативности идеологической обслуги нашего вечно молодого государства - это ж надо в кратчайшие сроки найти более или менее внятное обоснование для переноса привычных народных торжеств всего-навсего на три дня! Задачка была не из самых приятных, поставленная, что называется, "от противного": что-нибудь приличное в ноябре, но не седьмого. Однако справились, нашли - тут тебе и Казанская, и освобождение Москвы от захватчиков, и памятник героям событий давно уже стоит без особой идеологической нагрузки на главной площади страны. Пусть-ка теперь снова поработают бронзовые Минин и Пожарский на благо общества! Можно даже поставить вопрос о переносе их на прежнее место - аккурат напротив мавзолея. Создать общественное движение, собрать подписи, громко заявить о восстановлении исторической справедливости. Ведь перенесли их когда-то за Лобное место по причине мелкопрагматической, ес! ли мне память не изменяет, - трамвайную линию по Красной площади прокладывали. Где сейчас этот трамвай?

Словом, относительно гладко все получилось, только вот про Польшу как-то забыли. Народное согласие народным согласием, но и Куликовская битва не без него случилась, а здесь-то типичный день победы над конкретным врагом - зловредными поляками. Отношения с которыми от века к веку лучше не становятся. Впрочем, идеологи, наверное, думали-думали, взвешивали и эту проблему, а потом, должно быть, махнули рукой - хуже уже некуда. Что ж поделаешь - есть такая историческая аномалия: традиционная польская русофобия, никак не слабеющая даже на фоне глобализации. И с татаро-монголами мы когда-то воевали, и с турками, и со шведами, и с французами, и - особенно жестоко - с немцами, всех во благовремении победили, но там как-то все устроилось к общему благу, а с Польшей что четыреста, что двести, что сто, что двадцать лет назад - плохо. Причем в России никакой такой особой полонофо! бии не наблюдается - "польский вопрос" остался где-т! о далеко в XIX веке, когда Царство Польское еще было в составе Российской империи. Напротив, Польша была когда-то наряду с Кавказом романтическим мифом русской культуры. И там и там, согласно этому мифу, жили страстные, вольнолюбивые люди, готовые все отдать "за нашу и вашу свободу". Мы-то с приличной великой державе снисходительностью давно забыли нанесенные нам поляками обиды и не вспоминаем не только Смуту XVII века, но и вторжение в русские пределы великой армии Наполеона, в составе которой с большим энтузиазмом воевали (и особенно бесчинствовали на русской земле, по утверждениям историков) многочисленные польские полки. А у поляков до сих пор свежий счет исторических обид - от разделов XVIII века до Катыни и провала Варшавского восстания 1944 года (а как своих евреев охотно сдали, как восстание Варшавского же гетто не поддержали, не помнят). Могли бы и спасибо России за многое сказать - ну, хоть за то, что при Александре I была у них самая либеральная в Европе констит! уция (которой России пришлось ждать еще сто лет), за то, что Сталин в непростом споре с Черчиллем отстоял западные границы Польши по Одеру и Нейссе и щедро поделился с поляками территорией Восточной Пруссии (сладострастно и жестоко изгоняли поляки тамошних немцев), а ведь не Армия Крайова, руководимая из Лондона, разбила вермахт, а ненавистные русские, которым АК долго еще в спину стреляла.

Чувство такое, что Польша до сих пор испытывает что-то вроде фантомных болей - когда-то, очень-очень давно, была она великой центральноевропейской державой, считала себя форпостом Запада на границе азиатского варварства, да вот незадача - силы свои неизменно переоценивала, а на голом гоноре и шляхетской вольнице историю не взнуздаешь. Вступление в НАТО и в ЕС фантомные боли, увы, не сняло, скорее обострило - опять Польша форпост и этой архаической ролью готова гордиться. Как говорилось в старину - исполать! Но вот газопровод из России в Германию придется-таки мимо Польши проложить,! по дну Балтийского моря. Стало быть, еще раз обидеть гордых п! оляков. Ну, простите, дорогие славянские братья, сами виноваты. Напрямую с немцами нам как-то проще, чем с вами. А вы уж у Норвегии энергоносители покупайте - дороже, но зато Норвегия в стародавние времена вашу страну не делила (поскольку не было никакой Норвегии тогда на карте Европы, мирно жила она в унии со Швецией, чьи солдаты, впрочем, основательно потоптались на польских просторах).

Тем не менее проблема есть, есть у нее и своя история. "Новое литературное обозрение" выпустило недавно очень интересную книжку, кое-что добавляющую в копилку наших знаний о щекотливом предмете: "Война женскими глазами. Русская и польская аристократки о польском восстании 1830-1831 годов". Занятный ракурс - мало ли что там писали штатные историки об известных событиях, мало ли что там Пушкин писал в своих патетических инвективах "Клеветникам России" и "Бородинская годовщина", - вот вам две слабые женщины, попавшие волей судьбы в водоворот ! истории. Только что было тихо и мирно, и вдруг - революция, слом привычного образа жизни, перемена участи, все дыбом. С русской стороны - княгиня Н.И.Голицына, жена высокопоставленного чиновника при дворе великого князя Константина, наместника государя в Царстве Польском, конфидентка его польской жены, княгини Лович (из-за этого брака Константин отказался от права наследования российского престола); с польской стороны - Наталия Кицкая, жена польского генерала, воевавшего против русских во время восстания. Обе - женщины из высшего общества, не раз, должно быть, встречавшиеся на великосветских приемах, но пишут они в своих записках о разном. Надежда Голицына рассказывает о бегстве Великого князя, его свиты и немногочисленных верных ему войск из восставшей Варшавы, удручается по поводу явной измены недавних друзей-поляков, испытывает типичные беженские лишения на долгом пути к российским пределам, а Наталия Кицкая блаженствует сначала на волне небывалого патриотического подъем! а, но недолго. Обе по-женски наблюдательны - быт бегства и быт! восстан ия достойны воплощения в каком-нибудь очередном историческом телесериале (пускай это снимут Михалков и Занусси), однако велика разница пафоса - Голицыной жалко расставаться с иллюзиями на предмет былой "дружбы" с представителями польского высшего света, а Кицкая одушевлена ненавистью к "москалям", и ненависть эта эстетически выразительней, чем сетования Голицыной.

Замечательное, однако, было восстание. Помимо парламента, независимого суда и прочего разного Польша имела по конституции Александра I (написанной его другом Адамом Чарторыйским (Чарторыским, как транскрибируется эта польская фамилия в книге)) и свою армию. Финансировала и снабжала ее Российская империя, а курировал лично Великий князь Константин - любимая была у князя игрушка. Вот эта самая армия Царства Польского, созданная русскими на собственные деньги, ими обученная и снаряженная, и взбунтовалась в ноябре 1830 года, низложила Николая I с польского королевского престола и восемь месяце! в поддерживала призрачную независимость несуществующего государства (отчего бы и нынешнюю Чечню здесь не вспомнить). Россия была оскорблена тогда в лучших чувствах - автономней и либеральней, чем Польша, не было края в пределах империи, ни у татар, ни у финнов не было еще ни автономии, ни своей регулярной армии, а польскую сами вскормили, и придется теперь с нею воевать на глазах злорадной Европы! Вся российская общественность возмутилась - Пушкин, Чаадаев, даже сосланные декабристы, не очень-то жаловавшие наличную российскую государственность, не признали справедливости польского восстания. Речь шла о вероломстве и измене, ведь армия - это не вольные стрелки Робин Гуда, она присягала на верность государю, а, изменив присяге, оказалась вне закона.

Вот и пришел русский фельдмаршал Паскевич со своими войсками и в очередной раз, по стопам Суворова, взял мятежную Варшаву. На чьей совести тысячи погибших в этих боях? А бог знает. Национальная мифология извечно питается тру! пами, и чем больше нужда в национальной мифологии (вместо наци! ональной истории и жизни), тем легче провоцируются ситуации, чреватые кровью и трупами.

Через тридцать лет, в 1863-м, случилось еще одно польское восстание, и опять трупы во славу национальной мифологии, "Муравьев-вешатель" и прочие трюизмы. Ну, отпустила Россия Польшу на исходе собственной гражданской войны (а побывали-таки поляки в Киеве, и не очень церемонились там), по слабости тогдашней отдала ей Западную Белоруссию и Западную Украину, и что же? Состоялось независимое польское государство при Пилсудском и Миколайчике, при всех договорах с Англией и Францией? Да за две недели рассыпалось под ударом с любимого Запада, хотя и нелюбимый Восток, расчетливо дождавшись агонии, вернул свое. Нехорошо, конечно, бить лежачего, но что ж вы раньше-то думали, когда вам помощь предлагали? И когда сами лежачего били - при послемюнхенском разделе Чехословакии оттяпали-таки от бездыханного ее тела изрядный кусок территории суверенного государства при благосклонном попустительстве! Адольфа нашего Алоизовича?

Россия много лет владела частью территории современной Польши, но ведь геноцида в отношении поляков даже и в помине не было. Азиатские варвары не додумались до учреждения генерал-губернаторства, которое западные завоеватели придумали и перемололи его механизмами минимум четверть гордой нации.

Хотя, конечно, бездна всякой романтики в нашем сознании на польскую тему - Тадеуш Костюшко, Адам Мицкевич, Огиньский, "Пепел и алмаз", "Четыре танкиста и собака", Барбара Брыльска и Беата Тышкевич, Славомир Мрожек и Лех Валенса, но что-то романтика эта год от года тускнеет.

Не о взаимной любви наций и не о казенной "дружбе народов" речь. Просвещенческие и романтические иллюзии на этот счет давно рассеялись. Наличный мир распирают сейчас не самые конструктивные эмоции, и хорошо бы при этом избежать "женского взгляда" - что дозволено было русским и польским аристократкам в XIX веке, не дозволено совреме! нным государственным мужам