Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Книжные новости в Русском Журнале

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Новости издательства "Livebook"" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Июнь 2001   →
 1
01.06.2001
00:02:57
00:46:53
 2
 3
 4
 5
05.06.2001
00:10:10
00:10:32
 6
 7
 8
08.06.2001
17:56:14
17:57:46
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
Автор
Илья Овчинников

Статистика

1.463 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Книжные новости в Русском Журнале / Книга на завтраКруг чтения


Служба Рассылок Subscribe.Ru проекта Citycat.Ru
Русский Журнал. Круг чтения
Все дискуссии "Круга чтения"
Новости Электронных Библиотек


Дмитрий Бавильский
Екатеринглюк
Валерий Исхаков "Читатель Чехова". Роман. "Дружба народов", 2001, #5

1.

Более всего прозе Исхакова "идет" сюжетная непредсказуемость, странная и прихотливая логика сюжета. Исхаков никогда не оправдывает жанровых ожиданий: читатель ждет уж рифмы роза, а в тексте все больше возникают мхи да лишайники.

Который раз Исхаков поступает одним примерно образом: начинает за здравие жанрового канона, но потом в сюжетопорождающей машинке его что-то ломается, некая центробежная сила начинает корежить произведение вкривь и вкось, чем дальше в текст, тем больше дров.

Тем более что всякими знаковыми, говорящими именами да реалиями, которыми Исхаков обильно посыпает начало, задается определенная инерция ожидания. Но, странное дело, всевозможные аллюзии и реминисценции оказываются обманками, мыльными пузырями; проза движется не к ним и не от них, но как-то параллельно им. А может быть, и куда-то вбок.

Точно таков, скажем, был и массивный эпос Валерия Исхакова "Екатеринбург", публиковавшийся журналом "Урал" в режиме реального времени. Благо Исхаков работает в сем достойном издании редактором и поэтому может позволить себе странный эксперимент.

Самым интересным в "Екатеринбурге", помнится, был его неопределенный жанр. Автор и сам, кажется, так до конца и не определился, в какой тональности выдержать собственное эпическое полотно. Понятно почему. Перед Исхаковым стояла сложная творческая задача: написать портрет города, крупного мегаполиса. А отсутствие предшественников и ясной творческой методологии вынуждало Исхакова балансировать между мыльной оперой, пародией и традиционным реалистическим письмом.

Точно такая же жанрово-сюжетная неопределенность царит и в новом романе Исхакова, весьма, впрочем, скромном по объему. Да и творческие и технические задачи здесь автор ставит тоже куда более простые: выстроить систему зеркал, в которых ошалевший от повторений и удвоений читатель должен потерять нить собственного (читательского) решения текста.

Фишка заключается в том, что один критик берет на отзыв две книжки, которые начинают плавно перетекать друг в дружку. В первой появляется персонаж, который покупает вторую книжку, в которой, в свою очередь, возникает еще один герой, читающий предыдущий опус и т.д., всего не пересказать. Реальность во всех этих превращениях текстов в другие тексты пропадает, фабула выходит совершенно борхесовской.

Своего увлечения аргентинским слепцом Исхаков и не скрывает. Как раз наоборот: начало романа вводит тему Аргентины, куда уехала его бывшая жена, и необычной для Урала жаркой погоды, случившейся внезапно осенью и, по сути, ну совершенно аргентинской.

Ага, понятно, крючок заглочен, и нужно ждать сложения сюжетного пасьянса в изящную, симметричную и герметично задраенную фигуру. Что, разумеется, в финале и происходит: все концы сходятся, и искусство вновь опережает, побеждает действительность. Магический реализм, как и было предсказано, мистические переживания и мир как совокупность текстов. Однако в нашем случае интересно совершенно не это.

Если у Борхеса и прочих западных авторов текст прямой стрелой движется к торжеству основного концепта, то у нашего Исхакова он все время норовит с этой самой прямой дороги сбиться. Запутаться и заплутать. Дело даже не в многочисленных "лирических" отступлениях и избыточной подробности проходных сцен, просто сюжет оказывается автору как бы и не нужным вовсе.

Не для этого он кашу из топора варит, не для того, всю эту мешанину затевает. Наиболее существенным оказывается сырое, рваное вещество, сваренное из необязательных слов, в шелухе которых как бы исподволь и вязнет нынешний исхаковский текст.

Главное в нем - не вкус, но послевкусие, не сытность, но ощущение насыщения, самого процесса поедания. Серое это вещество - тот самый фон, в который превращается наша, пробегающая мимо, жизнь.

Потому что жизнь - не будни и не праздники, но вода, протекающая сквозь пальцы, зубная паста в тюбике, картонный задник, ну да, фон.

Еще точнее, фон фона.

2.

Но Борхес-то ладно...

Бог с ним. Борхес давно и окончательно умер. Влияние его на современных литераторов наших оказалось столь велико, что в палестинах российских уже наработан свой собственный, автономный постборхесовский контекст.

"Читатель Чехова" легко вписывается в него, ложась где-то между интеллектуальными головоломками Юрия Буйды и историческими ересями Владимира Шарова.

Между прочим, роман последнего "Мне ли не пожалеть..." построен по схожему с "Читателем Чехова" конструктивному принципу - читатель входит в этот текст постепенно. Так пользователь персонального компьютера добирается до оконца нужной ему программы, обязательно минуя множество промежуточных стадий-ступеней.

Хотя есть и методологическое отличие: Шаров выстраивает свои выдуманные пространства на примере отечественной истории. А вот придумки Буйды более литературоцентричны, вспомним хотя бы вымышленного им нобелевского лауреата в романе "Ермо".

Вообще, нужно сказать, что всевозможные филологические и литературоведческие игры стали теперь уже общим местом нынешней российской словесности, напрочь отказывающейся замечать не только современную ей действительно, но и реальность как таковую.

Понятно, почему так происходит: нации, потерпевшие поражение в войне или пережившие какие иные крупные социальные потрясения, начинают отчего-то искать спасение в мифе, фольклорных мотивах, обращаются к мистическому опыту предшественников. Из чего и возникают всяческие "магические реализмы".

А у нас с этим аспектом мироощущения, можно сказать, серьезные проблемы. Кажется, ничего у нас не было и нет - кроме великой литературы и безнадежно гениальных писателей.

Другое дело, что в случае с Шаровым и Буйдой мы все время имеем дело с игрой вокруг конкретных исторических или литературных реалий. Подход Исхакова имеет совершенно иную дискурсивную основу. Чехов, заявленный в заглавии или же активно упоминаемый в тексте Дюма, не несет в себе никакого существенного смысла. На месте их мог бы быть любой другой писатель, иное раскрученное имя.

В книжках Акунина мы все время натыкаемся на намеки и отсылки к прямо неназванным Лескову, Достоевскому или Толстому. У Исхакова иная крайность - все здесь поименованы, только отсылки отсутствуют.

Связь означающего с означаемым оказывается уже даже не прерванной, но просто-таки потерянной.

3.

Возможно, это потому, что главным объектом описания и изучения в новом романе Валерия Исхакова является не писатель и не писательские стратегии, но читатель и физиология читательского восприятия - проблема сложная и ведь действительно как следует не описанная.

Мне здесь важен сам этот перенос акцентов с активной, творческой личности на личность потребляющую и - в творческом отношении - пассивную. Что-то, видимо, произошло в мире, если главным героем становится не творец, но обыватель.

Действительно ведь произошло. Во-первых, социально-политические преобразования эмансипировали нынешнего росса просто-таки до запредельного состояния. Во-вторых, этот самый эмансипировавшийся среднестатистический росс, сам себе голова, до такой степени объелся уже культурных (да и каких угодно) текстов, что сам себя возомнил автономной творческой единицей.

Мы не случайно поминаем по всякому удобному и неудобному случаю интертекстуального Борхеса, закономерно постоянно ссылаемся на опыт гипертекстуального Павича и иже с ними: информационное перенасыщение, с которыми имеет дело любой современный гражданин, радикальным образом меняют природу и структуру нашего чтения.

Особенно это касается пользователей Интернета, который, ну да, предоставляет массу возможностей для компиляции оригинальных текстов из уже готовых информационных блоков. И здесь действительно творческой проблемой является момент отбора. Выбора. Поэтому читатель становится равноправным участником творческого процесса, реальной творческой единицей и т.д.

Не отсюда ли такое пристальное внимание к фигуре читателя, в чьем воспаленном воображении теперь могут сочетаться разные, разнородные тексты, делающее роман "Читатель Чехова" жгуче современным - если не по форме, то хотя бы по содержанию.

Между прочим, в этом пристальном внимании к чтению и к читателю Исхаков не одинок. Достаточно вспомнить недавний роман Сергея Носова "Член общества, или Голодное время". Или же пьесу Владимира Сорокина "Достоевский-trip", в которой влияние литературы на человеческое сознание сравнивается с влиянием наркотическим.

Вот и моя давняя статья, в которой разбирался предыдущего романа Исхакова "Екатеринбург" ("Октябрь", 1996, #12), называлась "Сон во сне" - словно бы предугадывала эстетику романа нынешнего.

Чем не сюжет в духе все того же интернационального фантастического реализма?!

г. Челябинск




Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.
http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru 		Отписаться Рейтингуется SpyLog
В избранное