Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Книжные новости в Русском Журнале

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Новости издательства "Livebook"" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Май 2001   →
 1
 2
 3
 4
 5
05.05.2001
00:44:53
16:17:39
 6
 7
 8
 9
09.05.2001
00:19:26
00:21:41
10
11
12
13
14
15
16
16.05.2001
00:09:52
00:29:48
17
18
18.05.2001
00:46:43
00:46:46
19
20
21
22
22.05.2001
17:35:21
17:35:53
23
23.05.2001
00:43:16
18:45:12
24
25
26
26.05.2001
16:49:37
17:02:29
27
28
29
30
31
Автор
Илья Овчинников

Статистика

1.463 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Книжные новости в Русском Журнале / Круг чтения


Служба Рассылок Subscribe.Ru проекта Citycat.Ru
Русский Журнал. Круг чтения
Все дискуссии "Круга чтения"
Новости Электронных Библиотек


Дмитрий Бавильский
"Парадокс Курносенко" или п(р)оиски литургического звука
Владимир Курносенко "Свете тихий". Проза. "Дружба народов". 2001. # 4

Бывший житель Челябинска, а ныне псковчанин Владимир Курносенко пишет медленно, мало, тяжело - каждый раз точно сваи вбивает. Каждое слово взвешивается им на весах внутреннего слуха, плотно подгоняется к другим словам; синтаксис и фонетика значат здесь не меньше фабулы или морали. Метода Курносенко схожа с работой скульптора, каменотеса, создающего из невыразительных массивов собственные ландшафты, одухотворенные верой и знанием.

Вот и нынешний текст, странно лишенный жанрового обозначения, нечто среднее между большим рассказом и небольшой повестью, читается с неослабевающим напряжением. Автор, кажется, совершенно не думает о читателе, его законном комфорте, по полной программе решая свои какие-то проблемы.

Изощренная, вычурная, барочная практически одежда прозы изо всех сил скрывает под своими складчатыми мирами историю о людях, поющих в церковном хоре. Суета, интриги и бестолковость "служителей культа" особенно отвратительны на фоне благородных целей и задач призвания - петь на службах, утешать страждущих, просто веровать в Беспредельное. Мораль: даже благородные занятия не спасают души от нищеты души.

В "Свете" налицо все признаки стиля Владимира Курносенко. Во-первых, обязательное упоминание города Яминска и обстоятельств, прозрачных и понятных для жителей Челябинска. Во-вторых, сложная структура произведения (один из ранних рассказов писателя имел подзаголовок то ли "фуга", то ли "ноктюрн"), в которой собственно история персонажей, разворачивающаяся на наших глазах, едва ли не меньше развернутого эпилога и притчи-послесловия. Ну, и ручной выделки текстуальные узоры, в-третьих: можно только догадываться, сколько сил автор положил на их затейливое выкладывание.

Понятно, почему так: для многих наших писателей литература есть форма духовного служения, поэтому легкости в этом душеспасительном деле быть не может. Не должно. Серьезная проза - дело настоящих мужчин, обреченных идти неторными тропами, обливаясь потом и т.д. Не обращали внимания: против других видов искусства в русской литературе минимальное количество педерастов? Я о настоящей литературе говорю... А как же иначе: настоящий мужчина не может в бирюльки играть, настоящий мужчина сугубо серьезным делом занят и токмо о спасении мира думать обязан :-) .

Много лет назад, только-только входящий в контекст, молодой писатель Владимир Курносенко был отнесен к когорте писателей-семидесятников, бледных детей позднего застоя, к пыльным цветам городской культуры. Исхода не предвиделось, люди сплошь и рядом занимались внутренней эмиграцией... Расцветали мистические переживания, культ медленного слова, в моду входил Андрей Платонов и формы предельной эмоционально-интеллектуальной концентрации. Беллетристика отвергалась с порога как нечто недостойное истинного творца, буйным цветом перли суррогаты, типа "Плахи" Айтматова или "Ягодных мест" Евтушенко, ядовитый пустоцвет.

Писатели-семидесятники, соратники Курносенко, да и сам он, выросли с искривленными позвоночниками неумения говорить прямо. Традиции метафорической композиции и "гнутого слова" (куда там Мандельштаму!) отвлекали внутреннего (внешнего тоже) цензора от приватной метафизической контрреволюции.

Когда же социального давления не стало, вышла у писателей-семидесятников растерянность превеликая. Помнится, тогда Курносенко и написал "Евпатий", принципиально нечитаемый роман, в котором события татаро-монгольского нашествия и взятия Рязани (1237) типа перекликались с современностью.

Три части "Евпатия" были выдержаны в разных стилистиках. "Татаро-монгольскую" Курносенко стилизовал под орнаментально-ритмическую прозу ("Степному орлу не заковылять селезнем. Ощерившему клыки барсу не прикинуться зайцем с жирной спиной"). Древнерусская также оформлялась и подавалось им соответственно ("...но и сие возвратное преображение..."). И даже наиболее читаемая часть "про современность" находилась под влиянием Джойса, а потому сильного облегчения читателю не приносила.

Между прочим, именно эта срединная, "современная" часть "Евпатия" обнажала ущербность авторской позиции: ибо персонажи ее вели обильные, зело метафизические разговоры. Тонкие, эзотерические проблемы и материи припечатывались здесь конкретным словом; диалоги расцветали от идеологии и мировых проблем. Муж, обиженный на жену, кричал в припадке праведного гнева: "Ты о Нем подумай" - и т.д. Случилось странное - прямоговорение напрочь убило тайну текста, главную его составляющую: мистическую связь времен и всех в мире живущих с Абсолютом.

Ибо метафизика - это то, что происходит помимо слов; некие тонкие вибрации и мерцания, возникающие где-то там, за словами, и передающиеся явно невербальными способами. Называние убивает их, как разноцветные морские камушки или медузу - отсутствие воды. Эта закономерность, кстати, касается, не только литературы, но и других видов искусств: кино, театра, пластики...

Так в "Евпатии" и возникал странный парадокс, присущий современным духовникам, которые в силу определенных причин оказались лишенными опыта модернистского искусства. Менее всего модернизм был озабочен социальными отношениями, более всего - строительством внутренних, автономных вселенных. Отсутствие культуры внутренней жизни - вот что искони подводило русского человека, российского литератора.

Сформулируем "Парадокс Курносенко". Элементы текста, выдержанные в формальдегиде формального эксперимента (и для чтения не приспособленные), за счет сюжетной затемненности содержат высокий процент метафизических калорий. Относительно высокая динамика рассказа, прямое обращение к мистической проблематике эту составляющую убивает. Оказывается, что поиски "литургического звука" оборачиваются формалистическими заморочками. Именно форма, по определению выхолощенная и самодостаточная, оказывается главным элементом, одухотворяющим текст.

Важно: в "Свете тихий" соблюдена пропорция между формальной сложностью и интересами производственного романа (нравы и внутреннее устройство церковного хора как экзотическая для читателя среда обитания). За счет изначально "духовно" наполненной темы и непрямой композиции возникает ощущение того самого мерцающего между слов, вещества, которое так тщетно выкликалось в "Евпатии".

Композиция: на фоне основного повествования, проистекающего "в режиме реального времени", эпилог "Свете тихий" оказывается непропорционально большим. То есть сама история, ради которой якобы повествование и затевалось, автора - на самом деле - интересует мало. Это лишь повод, подводка. Как и все выведенные им, суетливые, суетные люди. Важнее соотношение сиюминутности физиологического очерка (сцены в поезде, суета вокруг Отца Варсонофия) и вечного (траекторий судеб). Плюс притча в постскриптуме, где мораль, несмотря на старорусские словеса, названа прямым текстом: "Была бы только... молитва твоя чиста..."

Недавно зацепил случайно по телевизору кусочек "Зеркала" Андрея Тарковского. Странное получил впечатление: некогда выдающийся по сложности фильм, с закрученной структурой и расходящимися тропками отступлений, показался излишне выспоренным и пустым. Пошлым даже. Примитивно прямолинейным. Из всех фрагментов фильма выпирала гордыня ячества, обращая метафизические искания в формальные стружки и пустопорожние завитки.

Теперь ведь, когда капитализм, не поучать нужно, но развлекать зарабатывающего хлеб свой в поте лица своего человека. Занятого сугубым выживанием. Уже не до "морально-этических исканий современников", заполнявших толстые журналы в застой, - писатель должен занятную историю рассказывать. Более от него ничего не требуется. Ибо время - золото, и на кой мне ляд богатства чужой души: своих девать некуда. А вот времени между тремя конторами, где я кручусь белкой, мало, и я не голову себе загружать хочу, но отдохнуть с комфортом.

Владимир Курносенко, кажется, начинает "исправляться": время больших жестов, эпических замахов и нечитаемых массивов прошло. "Свете тихий" - небольшая, компактная проза. Тишина, которая в общественном транспорте (а где еще занятой человек читает толстые журналы - на даче, да по дороге на службу) случается только на остановках, - можно расслышать ее тихую музыку, струящуюся меж слов.

Умные люди говорят: главное - чтобы молитва твоя была легка.

г. Челябинск




Поиск по РЖ
Приглашаем Вас принять участие в дискуссиях РЖ или высказать свое мнение о журнале в целом в "Книге отзывов"
© Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией. Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала по e-mail.
Пишите в Русский Журнал.
http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
В избранное