Капитана Кука и капитана Блая аборигены тоже встречали тиаре. Махали ими из пирог, бросали на палубу «Баунти». Джек Лондон носил корону из тиаре. И Поль Гоген, и Сомерсет Моэм, и Пирс Броснан, и Джек Николсон. Это не удивительно: тиаре с восторгом носят все туристы. Удивительно, что, несмотря на это, их по-прежнему носят и жители Таити. Когда ты это видишь, то понимаешь: тебя тут не водят за нос, не вешают на уши экзотику, с тобой действительно делятся жизнью.

Правда, дальше начинаются всякие тонкости, европейцу не до конца понятные. Почему, например, мужчины за ухом носят в основном бутон, а женщины — распахнутый цветок? А потому, оказывается, что так принято. Бутон — это нечто брутальное, цветок — женственное и нежное. Если беременная таитянка видит во сне, что срывает с куста цветок тиаре, значит, у нее родится девочка. А если бутон, то, наоборот, мальчик. И если уже не во сне, а наяву мужчина разгуливает по городу с распустившимся цветком за ухом, это наводит на соответствующие размышления. Так что во избежание всякого рода двусмысленностей проверяйте, в какой стадии раскрытия находится тиаре, которым вы решили украсить ухо.

Еще тиаре может сообщить кое-что о вашем темпераменте и семейном положении. Если вы, например, носите его за правым ухом, значит, вы одиноки и готовы к приключениям. Если за левым — состоите в браке или помолвлены, и всякое кокетство неуместно. А если за обоими ушами у вас по цветку, значит, вы состоите в браке и несмотря на это готовы к любым приключениям.

Наконец, цветок тиаре в волосах юной девушки намекает всем заинтересованным лицам, что девушка эта созрела. И если она хороша собой, то лучше не мешкать, а спросить у нее для начала какую-нибудь интернациональную глупость. Например: «Девушка, который час?» Кстати, до тех пор, пока миссионеры не познакомили аборигенов с циферблатом и стрелочками, те узнавали время по цветкам тиаре: бутоны раскрываются между двенадцатью и двумя часами пополудни. А более точное время было им еще ни к чему.

...А теперь они пользуются Интернетом и объясняются как минимум на двух языках, а максимум не ограничен. Вот, например, Сандра Фостер, у которой дедушка был американец, и поэтому Сандра — Фостер. Она знает четыре языка, включая японский, целый год жила в Японии и очень там мерзла. («Но там же не холодно, Сандра!» — «Это кому как».)

Так вот, Сандра Фостер на острове Бора-Бора (это тот же архипелаг, что и Таити, 40 минут на самолете из аэропорта Фаза) возит туристов на кораблике кормить рыбой добрых акул. Кораблик называется Teremoava — по-полинезийски «блик на воде». Остальная команда — полинезиец Уоррен Тиахуру, полинезиец Эриа Техейра и французская девушка Мари, которая пять лет тому назад приехала сюда из метрополии на пару недель, но влюбилась в Уоррена Тиахуру. Или в Эриа Техейру? Я так и не разобралась, кто из них кто, по-моему, в них обоих можно влюбиться до беспамятства.

Помимо акул (они берут из рук рыбу вежливо и аккуратно, почти так же нежно, как лошади берут сахар) экскурсия включает в себя осмотр кораллового сада и пикник на одном из крошечных островов, которые называются «моту». (Все острова Французской Полинезии в прошлом вулканы. «Моту», которыми они окружены, — это плевочки когда-то грозных извержений, ныне же — идиллические кусочки суши с пальмами и прочей буйной растительностью.) На одном из таких «моту» команда Teremoava предлагает туристическим желудкам макдоналдс по-бораборски. И надо заметить, это не какая-то там fast food, которая съедается за минуту, а переваривается потом год, — это изысканный обед, роскошно сервированный на пальмовых листьях.

В меню рыба, только что приготовленная на огне, несколько сортов хлебного дерева (по вкусу нечто среднее между хлебом, бананом и жареным каштаном) и то, что тут называется «картошкой», хотя к картошке, по-моему, имеет такое же отношение, как к свекле. Кроме того, знаменитый местный салат из сырой рыбы с морковкой, политый соком лайма и кокосовым молоком, по сравнению с которым любой биг-мак выглядит несвежей жевательной резинкой.

На сладкое ананасы, арбузы, манго и «пое» — пюре из кокосов и ананасов. Вместо тарелок — пальмовые листья, а вместо салфеток — листья дерева пуроу, цветы которого (большие, страстные) меняют свой цвет в зависимости от времени суток. До полудня они желтые, после полудня — красные. Из его листьев, объясняет Сандра, раньше тоже делали тарелки. А обратную сторону, слегка шершавую, использовали как туалетную бумагу. Рассказывая об этом много-функциональном дереве, Сандра говорит «she». Это не ошибка. У нее свободный английский. Но деревья для нее — живые.