Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Эконометрика

  Все выпуски  

Эконометрика - выпуск 679


"Эконометрика", 679 выпуск, 27 января 2014 года.

Здравствуйте, уважаемые подписчики!

*   *   *   *   *   *   *

Предлагаем глубокую статью доктора технических наук Л.Г. Малиновского "Наука и образование".

Интересно, как американцы воспринимают деятельность Александра Ивановича Герцена. Майкл Макдоналд о вышедшем на Западе сборнике "Записки Герцена" пишет в статье "Блистательная ярость".

Все вышедшие выпуски доступны в Архиве рассылки по адресу subscribe.ru/catalog/science.humanity.econometrika.

*   *   *   *   *   *   *

Наука и образование

Л.Г. Малиновский

Аннотация: В работе проводится мысль о том, что проблемы образовательного процесса связаны с дефектами существующей научной рациональности, философией науки, разрывающей связь экспериментальных и теоретических знаний. Для преодоления этого разрыва и имеющихся образовательных проблем необходима модернизация научной рациональности на базе последних достижений в моделировании процессов интуитивного познания.

Неблагополучие образовательного процесса неразрывно связано с неблагополучием оснований научного знания, философии науки. Для иллюстрации этого положения сошлемся на две дискуссионные статьи [1, 2].

В этих статьях критикуется математика, основанная на теоретико-множественных, формальных основаниях, развиваемых школой Колмогорова и французской математической школой Бурбаки и разрывающих связь математики с реальными задачами. Критика осуществляется с позиций классической науки [3], классической научной рациональности, и математики, основанной на философско-психологических основаниях [4], разделяющих эмпирические знания и рефлексию (теоретические знания).

Для иллюстрации отрыва теоретико-множественного подхода от реальных задач приведем цитату из дискуссии [2]:

"Ученик французской начальной школы на вопрос "сколько будет 2+3" ответил: "3+2, так как сложение коммутативно". Он не знал, чему равна эта сумма, и даже не понимал, о чем его спрашивают!

По моему преподавательскому опыту во Франции, представление о математике у студентов (вплоть даже до обучающихся математике в Ecole Normale Superieure) - столь же убого, как у этого школьника."

Согласно В.Степину [5] философские основания науки имели свое развитие в виде трех периодов рациональных основ науки, классического, неклассического и постнеклассического.

Классический период соответствует позитивной философии О.Конта [6]. Конт исключил в философии науки общие мировоззренческо-гносеологические основания. Исключение познающего субъекта - вопрос весьма дискуссионный, а выстраивание позитивного ряда научных дисциплин: математика, астрономия, физика, химия, биология, социология сохранили свою актуальность и в настоящее время. Так, очевидна преемственность классификации Конта в структуре отделений РАН.

Вместо общих мировоззренческо-гносеологических оснований Конт выдвинул ряд позитивных принципов, среди которых основной в виде подчинения воображения наблюдениям (опытам). Этот принцип не утратил актуальности и в наше время. Другой принцип - поиск объективных законов.

Критика теоретико-множественных оснований математики школы Колмогорова и школы Бурбаки, неклассической научной рациональности, Понтрягиным и Арнольдом проводилась с позиций классической научной рациональности.

Дефекты же классических оснований, практически, очевидны.

Так, противоречие принципу подчинения воображений наблюдениям в позитивизме Конта можно видеть в первой же науке из ряда позитивных наук - математике. Математические бесконечности классической математики основаны не на наблюдениях, а на воображении.

При исключении познающего субъекта также очевидна преемственность объективных законов и религиозных догматов. В религиозных доктринах имеем догматы от Бога, которые имеют много общего с объективными законами. Так, естественно напрашивается вопрос "Кто писал объективные законы?". С естественным ответом "Конечно, Бог".

Таким образом, некоторые субъективные построения вне зависимости от жизненных реалий можно считать "объективными законами", или наукой, а альтернативы им субъективными мнениями.

Благодаря этим дефектам существовавший и существующий классический уровень научной рациональности не позволял добиться взаимопонимания мыслящих и рационально ориентированных людей, на что рассчитывал Конт [6]. Тем не менее, его работы в этом направлении заложили основу сциентизма, который не получил распространения ни в научно-философских кругах, ни в образовании. Сциентизм имел и свое развитие, но в качестве доктрины, объединяющей человечество, в силу дефектов позитивной философии науки не состоялся [7].

Попытки сформулировать единые философские основания науки в неклассической и постнеклассической научной рациональности все больше и больше разводили науку с реальными задачами и обуславливали невозможность взаимопонимания людей на научной основе.

Неклассический период философского осмысления научного знания соответствовал исключению наблюдаемой информации, опыта или действительности в процессе научного познания и замыканию научного знания на анализ его непротиворечивости. Здесь имеем явную аналогию с аксиоматическими основаниями математики, при этом гносеология заменяется эпистемологией.

Такой подход к науке формально позволяет считать наукой любое теоретическое положение. Эта философская концепция получила название "эпистемологического анархизма Фейерабенда" [8].

Приведенные выше элементы дискуссии [1. 2] иллюстрируют различие классической и неклассической научной рациональности.

Явные упущения формального подхода эпистемологии были исправлены включением в процесс познания в постнеклассической научной рациональности философско-психологической рефлексии субъекта.

С позиций, развиваемых в настоящей работе, необходимо различать субъектность - элемент познающего субъекта, неотъемлемый элемент процесса познания, с результатами осмысления которого могут согласиться все здравомыслящие  или просто мыслящие люди, и субъективность - элемент, учитывающий цели и ценности субъекта психологического, эмоционального, присущие лишь тому или иному отдельному индивиду. При этом в науке появлялись и абстрактные трансцендентности, и теории, основанные на аналогиях, исключающих или привносящих в теорию те или иные явления действительности, элементы эмоционального воспрятия.

Для различения субъектности и субъективности необходимо пояснить различие интуиции, являющейся субъектной основой научных знаний [9], и рефлексией, - согласно [4] являющейся источником и теоретических знаний, и разного рода мнений.

Разделение рационального мышления и психологического сознания возникло в античные времена. В настоящее время этому разделению уделяется гораздо меньше внимания. Так, рациональное мышление развивалось Аристотелем в трактатах "Метафизика", "Аналитики", первая и вторая, и "Топика". Психологическое сознание анализируется им в трактате "О душе", где синонимом психологического сознания является душа.

Рассмотрим более детально различие научного рационального мышления и психологического сознания.

В состав психологического сознания помимо рационального мышления входят также иррациональные и трансцендентные элементы подсознания и надсознания или сверхсознания, влияющие на рациональное, в том числе и научное, мышление [10].

В подсознание включены эмоции, характеризующие сугубо личные переживания, зачастую искажающие действительное положение вещей. Подсознание, преследуя личную или коллективную выгоду, зачастую искажает общезначимые теоретические знания.

Влияние эмоций подсознания и элементов надсознания, формируемых фантастическими образами, сколь угодно искажающими действительность, на нравственное (безнравственное) поведение людей широко использовалось уже в античные времена. Так, Страбон отмечает "Имея дело с толпой женщин или со всяким простонародьем, философ не может убедить их разумными доводами или вселить в них чувства благочестия, набожности и веры: в этом случае необходим суеверный страх, а его невозможно внушить, не прибегая к сказкам и чудесам" [11, с. 26].

Здесь необходимо заметить, что эмоции были частью пропаганды тех или иных идей. На них основана вся религия. В наше время имела и имеет место эмоциональная пропаганда фашистских, марксистских, в наше время либеральных идей посредством СМИ.

Надсознание было источником трансцендентных элементов, разрывающих теоретические и экспериментальные знания.

Причину такого положения научной рациональность автор видит в нечеткости понятия "интуиции".

Так, к интуиции относят элементы надсознания [12. с. 103], что вуалирует различие рациональной интуиции и фантазий надсознания, содержащих иррациональные и трансцендентные элементы, на которые рациональные знания, зачастую, опираются [11].

Построение формально-интуитивных оснований математики [13, 14] на основе интуиции (в [14] на основе интуиции общности), несмотря на намерения интуиционистов-конструктивистов [15], не принесли существенных сдвигов в проблему связи математики с изучением жизненных реалий.

Это обстоятельство можно объяснить поверхностью осмысления процессов интуитивного познания и мышления. Интуиция общности, которая формируется конечным набором примеров, не отражает сколь-нибудь полно реальные процессы интуитивного познания. Примером тому могут  служить разночтения в интуитивных основах потенциальной бесконечности [13], которую невозможно представить конкретным примером.

Тем не менее, А.А.Марковым [13] был отмечен факт исключения некоторых элементов наукообразия в классической теоретико-множественной математике. Этим обстоятельством можно объяснить разгром А.Н.Колмогоровым школы интуиционистов-конструктивистов в нашей стране. Разгром произошел с использованием административных рычагов, исключающих защиту докторских диссертация по конструктивной математике. Мой приятель Н.М.Нагорный, близкий ученик Маркова [14], с которым мы, проживая по соседству, часто дискутировали по основаниям математики и который ездил в Германию читать лекции по конструктивизму, где развивались идеи Маркова, так и умер кандидатом наук. Таким образом, по-видимому, реализовывалась установка Гильберта "Никто не изгонит нас из рая, созданного Кантором" [16, с. 237]. В этой установке имеем игнорирование каких-либо связей математики с действительностью, что было наглядно показано в дискуссиях [1, 2].

При таком уровне оснований науки об общем качественном образовании, за исключением узко прикладных знаний, не может быть и речи. На это направлен и ЕГЭ, где интуитивные переходы от наблюдений к "теориям" просто отсутствуют.

Такой подход к науке обусловлен возможностью манипуляции общественным сознанием, превращением народов в разрозненные толпы, каждый член которой обеспокоен только своими личными интересами.

Однако в результате относительной автономии науки, против которой ведутся бешеные нападки со стороны правящих либералов, в России-СССР были сформулированы основы интуитивного познания, связывающие экспериментальные и теоретические знания.

Эти основы были сформулирована в рамках кибернетической аналогии "мышление - работа ЭВМ" [17]. Они задают модернизацию научной рациональности знаний

В дальнейшем при исследовании свойств органов чувств и моделировании процессов интуитивного познания на ЭВМ возникла целая индустрия искусственного интеллекта. Это и анализ сцен, и распознавание образов, и медицинская диагностика, и робототехника, и ряд других направлений. Моделирование на ЭВМ процессов интуитивного познания и мышления трансформировало основу рационального научного мышления в виде процессов обработки информации, поступающей от реального мира или от действительности. При этом восстанавливается гносеологическая основа всех знаний с объектом, субъектом и информацией, поступающей от объекта (действительности) в мышление субъекта, являющейся и ограничением и основой рациональных научных знаний людей о мире.

Такая основа научной рациональности, названная автором модельно-конструктивным мышлением (МКМ) [18], применима ко всем типам знаний, не только к научным, но и к религиозным, и философскими, и бытовым. МКМ объединяет эмпирические и теоретические знания, позволяет уточнить область применения последних, и является в отличие от мировоззренческих, догматических и аксиоматических основ общим системообразующим элементом. Получаемая при этом система знаний для отличия их от традиционной науки пишется с большой буквы.

В рамках МКМ разделяются рациональные, иррациональные и трансцендентные знания, в которых выделяются элементы рациональности. В МКМ строго соблюдается принцип подчинения воображения наблюдению, принятый в позитивизме. Все знания имеют характер адекватных действительности моделей, имеющих различную степень адекватности. По виду возможной программной обработки наблюдения можно оценить и степень этой адекватности.

В философско-гносеологическом плане МКМ является развитием гносеологической системы дуализма Юма [19]. Самоназвание этой системы познания является "реализм" [19, 20, 21]. Развитие дуализма происходит с использованием в процессе познания информации от действительности и конструктивные методы ее обработки. В рамках МКМ Научные рациональные знания ограничиваются возможностью моделирования на ЭВМ интуиции и логики.

Подход к науке на базе МКМ, включающий в себя действительность, познающего субъекта и конечную информацию, воспринимаемую субъектом, соответствует принципу позитивизма, основанному на наблюдениях [6]. Обработка этой информации также ограничивает мышление конструктивными рациональными рамками программ ЭВМ, что делает возможным обсуждение адекватности теоретических результатов реальным явлениям.

В МКМ исключаются разного рода иррациональности и трансцендентности, а сам подход в отличие от гносеологии или эпистемологии можно назвать кгнитологией.

Рассмотрим отличия некоторых разделов классической науки от Науки МКМ, изучением которых занимался автор настоящей работы.

В логике и математике: Вместо трансцендентных точечных множеств и их меры имеем непосредственные измерения реальных объектов. Вместо расширительного понятия определения и множества имеем классы и классификации, задаваемые примерами.

В рамках МКМ исключаются абстракции бесконечности. В рамках такого исключения вместо "бесконечно малых" вводится понятие "пренебрежимо малых". Пренебрежению подлежат результаты вычислений, меньшие измерительной погрешности.

В ограничениях научной рациональности МКМ можно видеть приближенно-аппроксимационный характер, как производных, так и дифференциальных уравнений с их использованием. Причем, если для объектов, традиционно изучаемых в математике (геометрия) и физике, считающихся "непрерывными", использование математических выражений с производными приводит к адекватным моделям, то использование таких моделей в других научных дисциплинах, биология, экономика, социология, может иметь весьма приближенный, неадекватный реальным явлениям характер. Более того, в общественных науках это свойство может быть использовано для введения ложных моделей, манипуляции общественным сознанием.

Модельно-конструктивная математика сохраняет все достижения, обеспечиваемые использованием бесконечности в математике. При этом замена аксиоматических оснований на процесс познания МКМ исключает нелепости, отмеченные в преподавании и восприятии математики в дискуссии В.И.Арнольда с Бурбаки [2]. Анализ конструктивных переходов от наблюдений к общим и теоретическим знаниям ограничивает в науке софистические мнения.

В математике автор рассматривал основания математического анализа, теории вероятностей и статистики. В математическом анализе имеем не бесконечно малые, а пренебрежимо малые. Пренебрежимо малые получаем, когда в определении предела Коши имеем не сколь угодно малую величину, а погрешность измерения действительности, которая превосходит погрешность вычислений описывающих эту действительность моделей.

Соответственно имеем адекватное модельное описание дифференциальными уравнениями действительности в физики и неадекватное в других разделах науки, начиная с биологии. Тем более, имеем неадекватное, и даже ложное, описание в общественных науках.

Использование измерений вместо меры множеств в аксиоматике Колмогорова позволяет улучшить воспринимаемость теории вероятностей специалистами в различных областях знаний, в биологии, медицине, технике и др., представители которых не воспринимают существующие основания и области применения математической статистики и теории вероятностей, впрочем, как и большинство специалистов-математиков.

Автор принимал участие в дискуссии о применимости теории вероятностей, проходившей в начале 80-х годов предыдущего столетия [22]. В своем подходе, в отличие от представителей мехмата МГУ, он отстаивал широкую применимость этих методов. Его основания теории вероятностей и статистики в свое время были поддержаны широко мыслящими математиками, а именно: Л.Н.Большевым, Б.В.Гнеденко, С.А.Молчановым и рядом других математиков.

Логика вместо формальных метафизических оснований, высказываний, сущностей, абстракций и гипотез, требующих анализа на базе предметной области, строится на основании конкретных примеров, формирующих классификации искусственного интеллекта. Тем самым в логике имеем словесные модели действительности.

В рамках МКМ вместо объективных законов имеем более или менее адекватные модели. Принципы конструктивной интуиции позволяют отделять общечеловеческие субъектные знания от субъективной рефлексии. Критерий адекватности, задаваемый возможностью и сложностью моделирования интуиции на ЭВМ, позволяет вести Научные дискуссии. Благодаря этому система МКМ позволяет преодолеть Сциллу разного рода догматизма и Харибду софистического моделирования.

Особую актуальность система познания МКМ приобретает в общественных науках.

Как говорилось выше, в настоящей работе развиваются идеи сциентологических оснований мировой общественной организации, попытка которых была сформулирована Контом [6] в его труде "Система позитивной политики или Социологический трактат, учреждающий Религию Человечества". К сожалению, "Система позитивной политики..." не была переведена на русский язык. Эти идеи трансформировалась параллельно трансформации философии позитивизма, но в силу философских недостатков позитивизма распространения в мировом сообществе не получили [7].

С преодолением дефектов философских оснований науки в рамках МКМ получает развитие и обобщение теоретическая социология [23-25], в которой, во-первых, развиваются идеи Конта [6], рассматривающие параллельное развитие мировоззренческо-гносеологических концепций и общественных отношений.

Во-вторых, находят отражение политические и экономические нравственно-безнравственных переходы классической теории государства [26-28]. Показано, что эти переходы в значительной степени связаны с адекватностью мировоззренческо-гносеологических оснований общественной идеологии. Различие нравственных и безнравственных основ государства характеризовалось как организацией, так и целью управления. Если в первых цель управления состояла в благе всего населения государства, то во вторых - в благе власть (деньги) имущих. Имелись различия и в названиях форм правильных и извращенных государств: "монархия", "аристократия", "демократия" и "тирания", "олигархия", "охлократия". Охлократия - власть толпы, каждый человек в которой обеспокоен только своими личными интересами.

В основе правильных государств имели соответствующую идеологическую доктрину, подкрепленную идеологическими структурами, жреческими, церковными, партийными.

В классической теории власть в государстве периодически изменяла свой характер с традиционной на извращенную и наоборот. Классическая теория государства нашла блестящее подтверждение в трансформациях последних лет в СССР-России.

С целью предотвращения извращения власти в наиболее развитых государствах Античного мира, Спарта, Республиканский Древний Рим, практиковалось совмещение властей: причем как в правильных, так и в извращенных формах. В дальнейшем вместо правильного государства стали употреблять термин "традиционное" [29].

С появлением мировых религий традиционная государственность уступила место традиционному мироустройству. Философский разнобой и дефекты современной методологии науки не позволили сформулировать основу рациональной, мировой нравственной организации, о которой говорилось в начале этой работы.

Более того, теория традиционно-извращенной государственности исчезла в трудах английских философов Гоббса и Локка [30, 31]. Вместе с религиозной мистикой исчезли и рациональные нравственные составляющие мировой организации. Остались только извращенные государства, совмещающие тиранию, олигархию, охлократию с названиями традиционных государств "монархия", "аристократия", "демократия".

Рациональные основы мирового устройства стали возможными в рамках гносеологической системы МКМ. Система МКМ позволяет выделять рациональные элементы в любых типах знаний, в том числе и в религиозной мистике, и в материалистических "объективных законах".

Разделение рациональных нравственных основ и религиозной мистики, введение элемента субъектности в религиозное мировоззрение и в "объективные законы" материалистических доктрин позволяет  нравственные установки, выстраданные человечеством тысячелетиями, рассматривать по аналогии с правилами уличного движения, подлежащими обсуждению. В пределе мыслящая часть человечества на базе МКМ и Науки может найти "общий язык" совместного проживания всех людей мира.

Центральным моментом нравственного устройства государства и мирового сообщества является справедливость. Этот нравственный ориентир являлся и целью российской цивилизационной специфики, имеющей корни в Византии и сохранившейся в СССР [32]. Существо же этой специфики в [32] не раскрывается.

В основах либерализма Гоббса и Локка исчезло само понятие традиционного нравственного устройства государства и мирового сообщества. Исчезла и цивилизационная специфика России.

В настоящее время идут оживленные дискуссии по вопросам преподавания истории России, в которых специфику России, позволяющую проживать в центре Евразии многим народам, необходимо, конечно, учитывать. Эта специфика должна была опираться на мировую доктрину, которыми в России-СССР были православие и марксизм.

Как в православии, так и в марксизме системой познания МКМ можно выделить Научные рациональные составляющие.

Так, в небесной мистике православного мировоззрения можно выделить рациональную духовную иерархию целей и ценностей, получаемую от Святого духа и ангелов [33]. Эта иерархия, ее рациональная часть не утратила актуальности и в наше время, а именно:

1) Цель в виде ориентации на Благо всех людей мира.

2) Системность, разум и универсальная нравственность.

3) Системную, разумную и нравственную организацию мировой политической и экономической власти.

4) Системную, разумную и нравственную организацию интересов групп людей (групп государств - геополитических полюсов, государств, народов и др.).

Понятие о справедливости было отражено и в православном определении государства как "высшего проявления закона правды и справедливости на земле" [34, с. 220]. То есть правда и справедливость имели место в Царстве Небесном. На земле же в России, некоторое время единственной православной независимой стране, "правда и справедливость" оставались, практически, пустыми декларациями.

Несмотря на непонимание рациональных элементов неоплатонистского православного мистицизма [33] и проводимых в России либеральных преобразований, православие было по существу социалистической доктриной.

Как отмечал Солоневич [35, с. 52], Россия перед революцией 1917 года была самой социалистической страной в мире. Огромные массивы земли были государственной собственностью, имели место государственные железные дороги, заводы и рудники, земская промышленность, кооперативы, общины, артели и пр. Производилась таможенная защита отечественного производителя. Имел место запрет на розничную торговлю для иностранцев. Столетиями выстраивались естественные протекционистские границы, защищаемые казаками.

Модернизация нравственной, социалистической доктрины православия воплотилась в виде доктрины марксизма. Однако, догматизм был присущ и марксистской доктрине, построенной на основе "научного" диалектико-материалистического мировоззрения. Этим же можно объяснить болезненность перехода от одной доктрины к другой.

Уничтожение частной собственности [36] - основы общественной несправедливости было близко по духу православному русскому народу. Да и другим народам России.

К сожалению, догматизм марксистской доктрины затруднял модернизацию социалистической экономики. Так, был проигнорирован опыт социалистического рынка в Югославии, существовавший с 1948 года. Причем народ Югославии отказался от своего социализма не в результате свободных выборов, а в результате НАТОвских бомбардировок. Был проигнорирован опыт Китая, начавшего преобразования социализма на 10 лет раньше СССР, с которым была договоренность о координации реформ [37].

Либеральные деформации имеют место и в экономической науке. В первую очередь это замечание касается учебной литературы [38].

Так, практически была исключена самая главная экономическая наука - политическая экономия, замененная массой математизированных наукообразных экономик "economics". Такая замена произошла вследствие очевидных успехов математики в физике, явившиеся причиной афоризмов великих мыслителей прошлого, а именно Галилея и Канта: "книга природы написана математическим языком" и "в каждой науке ровно столько науки, сколько в ней математики". В первом афоризме явно прослеживаются религиозные корни, во втором - успехи математики в естественных и прикладных науках.

На эти афоризмы опираются математики-прикладники в областях, выходящих за пределы физики в позитивном упорядочивании наук Контом. Особенно же это замечание касается общественных наук, где использование математики весьма ограничено. В то же время использование подобных афоризмов весьма удобно для научной манипуляции сознанием неискушенного населения. При этом игнорируются сами философско-гносеологические основания математики, неоднозначность математических оснований, порождаемая мышлением познающего субъекта, фактически, наличием нескольких математик.

В рамках политической экономии, естественно, был исключен классический рикардианский [39] подход к политической экономии как к способу раздела произведенного природой и трудом народа продукта.

В качестве иллюстрации рикардианского подхода можно указать на то, что Рикардо считает налоги частью продукта, поступающего в распоряжение правительства. Таким образом, вопреки либеральным теориям у Рикардо государство является неотъемлемой частью экономики, регулирующей важные сегменты жизнеобеспечения людей. Более того, сам Риккардо считал такой подход "истинным предметом науки" [40, с. 225].

Рыночные отношения в [38] рассматриваются как неотъемлемая часть частной собственности. При этом игнорируется опыт Югославии, Китая и ряда других стран.

Аналогично игнорированию традиционных нравственных основ в теории государства в либеральных теориях игнорируется сознательное, в том числе и нравственное экономическое (политэкономическое) устройство общества и государства. К сознательно устанавливаемому способу раздела в рикардианском подходе можно отнести и уничтожение частной собственности в марксизме [36]. К сожалению, в СССР эффективные варианты ликвидации частной собственности не развивались, несмотря на прагматические элементы этого развития в виде элементов социалистического рынка, которые были реализованы в период НЭПа Лениным.

В общественных "науках" проводится мысль об аналогии общественных и естественных наук, хотя практически очевидна аналогия общественных и прикладных наук, с активным вмешательством людей в построение общественных отношений.

Естественно, что все эти упущения в либеральной "науке", в плане манипуляции сознанием так, как выпала классическая теория нравственно-извращенного государства и классическая политэкономия, следует преодолеть в рамках развиваемой автором Научной рациональности.

В рамках концепции МКМ и рикардианского подхода к политэкономии были развиты теоретические основания социалистического рынка, сформулированные в работе Бруцкуса [41], высланного из России марксистами-догматиками в 1922 году.

Основой социалистического рынка являются государственные или народные производственные и торгово-закупочные предприятия, работающие в условиях конкуренции и цен спроса и предложения. Платежи за вложенный на предприятие капитал, рентные платежи, кредит и необходимые налоги позволяют обществу, контролирующему государство посредством идеологических, партийных структур, проводить с использованием финансовых рычагов планирование и управление социально-экономическим состоянием стран и народов.

В распоряжении предприятий остается предпринимательская прибыль. Предпринимательскую прибыль необходимо было направлять на поощрении работников, расширение и модернизацию производства. Однако эта прибыль, как регулирующий фактор справедливого раздела продукта, в расчетных ценах реального социализма [42] просто отсутствовала. Это обстоятельство сдерживало творческий труд, внедрение новаций в производство и в конце концов сдерживало развитие принципов планово-распределительного социализма.

Для реорганизации мировой финансовой системы с целью контроля мировых финансовых потоков: кредита, инвестиций, торговли, ограничения процессов неоколонизации, решения мировых экономических, социальных и экологических проблем необходимо создание Мирового эмиссионного банка, деньги которого могли бы играть роль резервной валюты. Для контроля бюджетно-инвестиционно-кредитных потоков резервной валюты необходимо создать соответствующие Мировые бюджетные и инвестиционные структуры, находящиеся под контролем мирового сообщества типа ООН.

Национальные банки относительно мировой резервной валюты могли бы играть роль региональных коммерческих банков, а платежи за кредит могли бы составлять часть мировых инвестиций и бюджета.

Мировая резервная валюта могла бы стать основой Мирового демократического правительства, подконтрольного мировым представительным структурам, в настоящее время в виде ООН, не имеющей рычагов управления мировыми процессами. Эта валюта, не обмениваемая на национальные деньги, обеспечит контролируемый товарообмен продаваемой и покупаемой за рубежом продукции, монополию внешней торговли, что исключит возможность торгового неоколониализма, бесконтрольного вывоза капитала, в частности, процессов исчезновения российского производства и населения. Позволит продолжить поступательное развитие России.

Явно просматриваются и основы мирового хозяйства, которыми должны стать интернационализированные частные ТНК. Раздел доходов при этом должен происходить между Мировым правительством, представляющим все мировое сообщество, инвестирующее в предприятие капитал, и национальными производителями. Доходы от мировой экономики могли бы составить другую часть мировых инвестиций и бюджета.

Интернационализация ТНК оправдана тем, что, как нетрудно показать в рамках рикардианского подхода к политэкономии, все они возникли в результате обмана, колониального и неоколониального, торгово-финансового, капиталистического ограбления народов мира.

Новая политическая и экономическая конфигурация мирового устройства позволит преодолеть не только мировой системно-финансовый кризис, но и перманентное исчезновение России, и нравственную деградацию мирового сообщества, стать реальной духовно-нравственной основой системного многополярного мирового устройства.

Более детально рассматриваемые проблемы справедливого общественного устройства мира рассмотрены в книгах [24, 25].

В рамках классической политической экономии, распространяемой на систему национальных отношений, представленной книгой Ф.Листа [43, 44], легко видеть сознательную направленность построения политической экономии и общественных отношений. Необходимо при этом заметить, что эта прекрасная книга, не утратившая актуальности и в наше время, не переводились на русский язык во все времена Советской власти, а при переводе [44] были исключены наиболее существенные для понимания процессов колонизации стран две ее последние главы.

В книге [43] разбирается политика Англии. В исходной позиции Англия была заурядной европейской страной, уступая в промышленном производстве Испании и Голландии. Основа процветания Англии была заложена в небольшой теоретической статье "Новая Атлантида" [45] философом Ф.Бэконом. Бэкон был одним из ведущих фигур правительства Англии и мог влиять на ее реальную политику. Основные элементы этой политики:

1.     Протекционизм национального производства.

2.     Опора в развитии производительных сил на естественные и прикладные науки.

3.     Поощрение политики производственного шпионажа, который в духе английского политиканства назван "получением света знаний".

4.     Превращение в сырьевые придатки стран методом развития торгового флота и навязывания им промышленных изделий более высокого качества и по более низкой цене, обусловленной развитием производительных сил и мореходства. При этом использовалось и превосходство вооружений.

Благодаря такой политике после достижения производственного превосходства, обеспечиваемого дешевым сырьем колонизированных стран, гегемонией в мореходстве и высоким качеством производимой промышленной продукции была забыта политика протекционизма и в ход пошла политика, основанная на либеральной теории А.Смита, в которой свобода межгосударственной торговли якобы способствует процветанию всех участников этой свободы.

Первой страной, испытавшей прелести этого политиканства, была Франция. Оказалось, что помимо вин и некоторых предметов роскоши Франция ничего в свободной торговле с Англией предложить не может. В то же время было разрушено производство жизненно важных товаров, необходимых для населения. Пришлось отменять трактат о свободе торговли с Англией. Франция пошла по Английскому пути, развивая собственное производство и превращая в сырьевые придатки колонизируемые страны. При этом большая часть мира уже была колонизирована Англией.

Эта двухходовая политэкономическая комбинация наиболее показательна в наукообразном прикрытии мировой политиканской колонизаторской политики, взятой сначала на вооружение Англией, а затем и всеми прочими индустриально развитыми странами: Францией, Германией, США и Японией.

Наша же экономическая наука как будто сознательно или по дремучему невежеству в условиях сурового климата и геополитического положения взяла курс "перестройки", направленный на уничтожение страны и народа [23].

Между тем, в рамках Науки и МКМ теоретически легко преодолевается процесс исчезновения России. Последовательность мероприятий в этом направлении описана в [24, 25, 46]. В качестве основного элемента возрождения России является протекционистская политика. Это обстоятельство хорошо понималось мыслящими людьми, сторонниками протекционистской политики С.Ю.Витте и Д.И.Менделеевым [44]. В том или ином виде протекционистскую политику проводило правительство России во все времена ее существования.

Искажения в гносеологическом восприятии действительности, исключение действительности или познающего субъекта, подмена субъектности восприятия субъективностью явилось причиной дезориентации людей, средством манипуляции общественным сознанием.

Навязываемая фрагментарность знаний, лишние знаний системности готовит из народов мира управляемую тайным мировым правительством олигархов [47] толпу (охлос).

Выходом из создавшегося положения, уничтожения России, мировой нравственной деградации с перспективой уничтожения жизни на земле видится на пути Науки и системы познания МКМ. Соответственно должен быть откорректирован и весь учебный процесс.

Более того, явная связь действительности с теоретическими знаниями в системе МКМ не только обуславливает пересмотр изложения всей науки, исключение дезинформации, но и облегчает в процессе образования воспринимаемость теоретических знаний.

Литература

1. Понтрягин Л.С. О математике и качестве ее преподавания. - Коммунист, 1980, No.14. С.99-112.

2. Арнольд В.И. О преподавании математики. - УМН, т.53, вып.1, 1998. С. 229-234.

3. Пуанкаре А. О науке. М.: Наука, 1983.

4. Локк Д. Опыт о человеческом разумении // Сочинения. Т.1. С. 78-582. Т.2. С. 3-201. М.: Мысль, 1985.

5. Степин В.С. От классической к постнеклассической науке // На пути к постнеклассическим концепциям управления. М.: Институт философии РАН, 2005. С. 259-262.

6. Гофман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 80-115.

7. Лешкевич Т.Г. Философия науки. М.: "Издательство ПРИОР", 2001.

8. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998.

9. Декарт Р. Правила для руководства ума // Сочинения, т.1. М.: Мысль, 1989. С. 77-153.

10. Симонов П. Сознание, подсознание, сверхсознание. М.: "Наука и жизнь", 1975, No.12, С. 45-51

11. Страбон. География. М.: Изд. "Ладомир", 1994.

12. Горбач И.Н. Медико-терминологический словарь. Москва, Минск. Изд. АСТ, ХАРВЕСТ, 2005.

13. Гейтинг А. Интуиционизм. М.: Мир, 1965.

14. Марков А.А., Нагорный Н.М. Теория алгорифмов. М.: Наука, 1984.

15. Шанин Н.А. О критике классической математики: Конструктивные вещественные числа и конструктивные функциональные пространства // Труды Математического института им. В.А.Стеклова, 1962. Т.67. С. 284-294.

16. Клайн М. Математика. Утрата определенности. М.: "Мир", 1984.

17. Винер Н. Кибернетика и общество. М.: "Изд. иностранной литературы", 1958.

18. Малиновский Л.Г. Модельно-конструктивное мышление. М.: Наука, 2003.

19. Юм Д. Исследования о человеческом познании // Сочинения. Т.2. М.: Мысль, 1965. С. 5-169.

20. Герцен А.И. Письма об изучении природы // Собрание сочинений. Т.2. М.: Изд. художественной литературы, 1955. С. 93-327.

21. Менделеев Д.И. Заветные мысли. М.: Мысль, 1995.

22. Малиновский Л.Г. Построение вероятностных и статистических моделей. М.: препринт ИППИ АН СССР, 1983.

23. Малиновский Л.Г. Демографический кризис как следствие смены цивилизационной специфики России. О перспективах российской цивилизации // Национальная идентичность России и демографический кризис. Материалы II Всероссийской научной конференции (Москва, 15 ноября 2007 г.). М.: "Научный эксперт", 2008. С. 137-150.

24 Мысина В.А., Малиновский Л.Г. Крах или возрождение. Россия и мир глазами Науки. М.: "Алгоритм", 2011.

25. Малиновский Л.Г. Научная рациональность знаний. Основы российской и мировой нравственной организации. LAP LAMBERT Academic Publishing, 2012, ISBN 987-3-8454-4339-3.

26. Платон. Государство // Собрание сочинений. Т. 3. М.: Мысль, 1994. С. 79-420.

27. Аристотель. Политика // Сочинения. Том 4. М.: Мысль, 1984. С. 375-644.

28. Полибий. Всеобщая история. С-Пб.: "Наука", "Ювита". Том 2, 1995. С. 6-49.

29. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М.: ГУП "Облиздат", ТОО "Алир", 1998.

30. Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Сочинения. Т.2. М.: Мысль, 1991. С. 3-546.

31. Локк Д. Два трактата о правлении // Сочинения. Т.3. М.: Мысль, 1988. С. 135-406.

32. Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. М.: "Прогресс, Культура", С-Пб.: "Ювента", 1995.

33. Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. С-Пб.: "Глагол", 1997.

34. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991.

35. Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: Изд. "Феникс", 1991.

36. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. М.: Госполитиздат, 1980.

37. КНР на путях реформ. М.: Наука, 1989.

38. Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс. М.: Изд. "Республика", 1992. Т.1, 2.

39. Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения // Сочинения. Том 1. М.: Госполитиздат, 1941.

40. Кейнс Д.М. Общая теория занятости, процента и денег // Избранные произведения. М.: Экономика, 1993.

41. Бруцкус Б.Д. Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе. - Экономист, 1922, N1, с. 48-65, N2, с. 163-183, N3, с. 54-72; Социалистическое хозяйство. - Новый мир, N8, 1990, с. 174-212; Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта. - Вопросы экономики, 1990, N8, с. 131-151, N9, с. 153-158, N10, с. 90-103.

42. Глушков Н.Т., Гумерова Р.М., Комин А.Н. и др. Справочник по ценообразованию. М.: Экономика, 1985.

43. Лист Ф. Национальная система политической экономии. С-Пб.: изд. Мертенс. 1891.

44. Лист Ф. Национальная система политической экономии. М.: изд. "Европа". 2005.

45. Бэкон Ф. Новая Атлантида // Сочинения. Т.2. М.: Мысль, 1978. С 487- 542.

46. Малиновский Л.Г. Модернизация и политэкономия. - Стратегия России. No.4, 2010. С. 63-68.

47. Колеман Дж. Комитет 300. М.: "Витязь", 2001

25.07.2013 г.
za-nauku.ru

*   *   *   *   *   *   *

Блистательная ярость

Майкл Макдоналд о вышедшем на Западе сборнике "Записки Герцена"

Недавно появился просто исключительный сборник журналистских произведений Герцена. Эту книгу под названием "A Herzen Reader" ("Записки Герцена") перевела с русского, отредактировала и снабдила аннотациями Кэтлин Парте, преодолевшая широкую культурно-языковую реку, отделяющую нас от эпохи и места Герцена. Она благоразумно снабдила статьи Герцена информативными примечаниями и сносками, а также предисловиями, дав в них комментарии о той исторической обстановке, в которой была написана каждая из статей. Но важнее другое. Величайшей похвалы Парте заслуживает за то, что перевела произведения Герцена на понятный современный английский язык, в котором сохранена актуальность, серьезность и ирония его прозы.

Кем был Александр Герцен? Слависты обычно недооценивают его журналистскую работу и называют этого человека основателем народничества - этой отчетливо русской версии социализма, основанной на крестьянской общине, которая создала основу для значительной части революционной деятельности в России, приведшей в конечном итоге к свержению монархии в 1917 году. Но замечательная жизнь Герцена включала гораздо больше достижений, нежели построение революционных теорий.

Александр Герцен родился в Москве в апреле 1812 года, незадолго до нашествия Наполеона. Он был сыном богатого помещика Ивана Яковлева и молодой немки, которая жила с Яковлевым, но не была за ним замужем. Полученная им фамилия Герцен означает "сын сердца" (от немецкого Herz) и указывает на его незаконнорожденность, а также на жесткие общественные нормы, существовавшие в царской России в его детстве и юности. Как и все образованные россияне после событий 1812 года, Герцен был патриотом. Но, реагируя на общественное осуждение своего статуса внебрачного ребенка, он с ранних лет начал считать себя революционером. Юный Герцен присутствовал в 1825 году на коронации Николая I, за которой последовала казнь декабристов - группы российских армейских офицеров, выступивших против царя. Тогда он дал клятву отомстить за погибших и посвятить свою жизнь борьбе с троном и со всем тем, за что выступал царизм.

В 1829 году Герцен поступил в Московский университет, где возглавил выступления против непопулярного преподавателя. В университете у Герцена возникла пламенная дружба с другими серьезно настроенными студентами, которые небольшими группами вели дискуссии, посвященные исследованию прогрессивных политических и социальных тем. Эти молодые люди и девушки, образованные дети аристократической российской знати, страстно верили в силу идей. Для них была оскорбительна абсурдная, отсталая и ограничивающая человека природа старого режима. Они считали, что будучи интеллектуалами, несут священную обязанность спорить с величайшими мыслителями, применяя на практике свои теории усовершенствования мира. Герцена дважды арестовывали и признали виновным в агитации против царя. В 1834 году его приговорили к пяти годам ссылки в Сибирь, а в 1840-м его сослали снова, на сей раз на год.

В 1846 году умер отец Герцена, и он получил большое наследство, позволившее ему покинуть в 1847 году Россию и отправиться в путешествие по Западной Европе. Герцен стал свидетелем революции 1848 года в Париже и начал задумываться об эмиграции в Соединенные Штаты Америки. Но уехав в Америку, он отдалился бы от той революционной деятельности, которая его интересовала, и поэтому Герцен стал гражданином Швейцарии. Он жил в Женеве и Ницце, а в 1852 году переехал в Лондон. Там он основал Вольную русскую типографию, которая стала первой свободной русской типографией в Европе, боровшейся с политическим гнетом в России. Благодаря типографии Герцен прославился как революционер, и эта слава достигла своего апогея в начале 1860-х годов. Но после этого в центр сцены вышло более молодое и более твердое поколение русских агитаторов. В 1864 году Герцен вернулся в Женеву, чтобы быть поближе к радикально настроенным европейским организациям. Однако его влияние начало снижаться. Он умер в Париже в 1870 году.

За 23 года эмиграции (странствуя, как он сам говорил, из одного живописного европейского чистилища в другое) плодовитый Герцен написал множество статей, писем, очерков и воззваний. Как писал Исайя Берлин в одном из своих очерков, посвященных Герцену, лучшие из этих работ являются настоящими "шедеврами журналистики и творчества".

ГЕРЦЕН действительно блистателен, остроумен, и его исключительно интересно и приятно читать. Берлин ставит его работы на одну доску с творениями Толстого. Лучший биограф Достоевского и непревзойденный знаток русской литературы, Джозеф Фрэнк также утверждал, что работы Герцена достойны сравнения с книгами величайших русских писателей XIX века. Но несмотря на такие хвалебные отзывы читающая публика Америки довольно слабо знакома с его творчеством.

Почему это так, остается загадкой, которая казалась неразрешимой даже такому вдумчивому критику, как Дуайт Макдональд, который говорил: "Большинство людей, которым я называю фамилию Герцен, либо никогда не слышали о нем, либо принимают его за другого отца-основателя из XIX века - Герцля, либо путают с физиком Герцем, который доказал существование электромагнитных волн". Возможно, Герцена любят и почитают как классика в России и Европе, но, как обреченно заключил Макдональд, "подобно некоторым маркам вин, он плохо переносит "перевозку". Пока ему не удалось пересечь Атлантику". Макдональд написал эти слова в 1948 году, когда пытался пробудить интерес американцев к Герцену, публикуя (в небольшом журнале Politics, который он издавал в то время) отрывки из самых важных его работ, таких как блестящая автобиография "Былое и думы". Однако его усилия были в основном напрасны.

Джозеф Фрэнк назвал это произведение Герцена "величайшей в своем роде работой из числа опубликованных в XIX веке, которая стоит на одном уровне с "Исповедью" Руссо и "Поэзией и правдой" Гёте как картина жизни и времени..."

Прошло три десятилетия, прежде чем была предпринята новая попытка заинтересовать англоязычный мир Герценом. На сей раз его поборником стал родившийся в Чехии английский драматург Том Стоппард. В своей вышедшей в 2002 году трилогии "Берег Утопии", которая состоит из трехчасовых пьес: "Путешествие", "Кораблекрушение" и "Спасение", он поместил Герцена в центр сложной истории, в которой описывается и исследуется жизнь, убеждения и странствования группы русских революционеров XIX века. Трилогия Стоппарда имела в Лондоне ошеломляющий успех. Но еще большего успеха она добилась пять лет спустя, когда ее перенесли на нью-йоркскую сцену, где она побила рекорд, принеся Тому семь наград.

Стоппард вполне реально преуспел там, где Макдональд потерпел неудачу. Он повысил уровень понимания американцами важности Герцена, по крайне мере среди театралов. Но при этом не обошлось и без серьезных издержек, потому что Герцен утратил свой уникальный голос как писатель. Видеть Герцена в качестве персонажа на сцене в пьесе со спецэффектами в стиле "Отверженных" - одно дело. Читать произведения Герцена - совсем другое. Когда на сцене шел "Берег Утопии", в книжных магазинах Нью-Йорка были распроданы все экземпляры сборника Исайи Берлина "Russian Thinkers" ("Русские мыслители"). Драматическое повествование Карра о жизни Герцена "The Romantic Exiles" ("Романтические изгнанники"), которое вышло в 1933 году, пришлось срочно переиздавать, дабы удовлетворить возросший спрос на Герцена и на окружавших его революционеров. Что интересно, американским читателям, которым захотелось прочесть самого Герцена, пришлось ждать еще пять лет, пока в печати не появились некоторые из самых притягательных его работ.

НАКОНЕЦ у нас появилась книга "A Herzen Reader", являющаяся сборником из 100 очерков и статей, написанных Герценом для журналов "Полярная звезда" и "Колокол", которые он издавал, когда жил в Лондоне в 1850-е и 1860-е годы.

Стоит ли это читать? Да, и более того. Прежде всего, в "A Herzen Reader" есть несколько отрывков, которые столь же красноречивы, как и лучшие места в "Былом и думах". Но в отличие от мастерски написанной автобиографии Герцена, которая в определенном смысле является одним очаровательно длинным отступлением в манере "Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена" Лоуренса Стерна, статьи в сборнике "A Herzen Reader" более конкретные, откровенные и резкие. Здесь мы видим Герцена не в маске аристократического и напыщенного рассказчика, а в роли интеллектуального спорщика, которая ему нравилась больше.

Писать газетные статьи - это весьма полезное занятие, особенно для будущих философов и теоретиков. Журналисты вынуждены иметь дело с настоящим моментом, со "здесь и сейчас", чтобы их теории соответствовали резкому свету действительности, чтобы писать убедительно и ясно, чтобы применять свое понимание истории к текущим событиям дня. Например, великий антагонист Герцена Карл Маркс писал для New York Tribune, и во многих отношениях журналистские материалы Маркса прошли проверку временем успешнее, чем его более профессиональные сочинения. У нас есть и свежие примеры в лице Альбера Камю, который на страницах Combat (газета Сопротивления, во время и после Второй мировой войны выходившая во Франции) успешно выражал свои философские взгляды, борясь с конкретными проблемами жизни и политики.

Исайя Берлин утверждал, что "Былое и думы" Герцена стало тем ковчегом, в котором он сохранил историю своей жизни для потомков. Но эта работа, отмечал далее Берлин, была лишь дополнением к его главной деятельности как журналиста. Можно сказать, что если автобиография Герцена была его "ковчегом", то его журналы, в частности "Колокол", стали пращой Давида, при помощи которой он хотел свалить Голиафа русского царизма.

Исайя Берлин, этот бесценный мастер герценовских исследований, лучше всех уловил и описал его манеру журналистского творчества:

Для демократов того периода Россия была во многом тем же, чем являлись фашистские державы в наше время: злейшим врагом свободы и просвещения, вместилищем мрака, жестокости и угнетения, землей, которую чаще и жестче всех осуждали ее собственные сыны, зловещей силой, на службе у которой находились неисчислимые полчища шпионов и доносчиков, страной, чью тайную руку можно было отыскать в любом политическом событии, неблагоприятном для развития национальной или личной свободы в Европе.

ГЕРЦЕН выступал против могущественного врага. Но подобно Вольтеру, который за полвека до него посрамил другой отсталый режим, Герцен вынуждал своего врага держать оборону, используя оружие заинтересованного интеллектуала: расследование, разоблачение, бесстрастную аргументацию, насмешку и тот "кислород открытости", который по-русски называется гласность. Для Герцена, как и для Вольтера, суть интеллектуальной свободы заключалась в остроумии, подразумевавшем интеллект и смех. "Смех, - пишет Герцен, - это одно из самых сильных орудий против всего, что отжило и еще держится бог знает на чем, важной развалиной, мешая расти свежей жизни и пугая слабых. Смех - это дело нешуточное, и мы от него не откажемся".

За 40 лет до того, как Эмиль Золя написал свое знаменитое открытое письмо президенту Франции "Я обвиняю" в защиту Альфреда Дрейфуса, Герцен уже публиковал пусть почтительные, но весьма резкие открытые письма царю, которые представлены в "A Herzen Reader". Писал он их в защиту свободы слова и свободы крепостных. Многие свои передовицы он посвятил борьбе против физического насилия над крепостными и защите их прав на землю и на свободу:

Нет роковой необходимости, чтоб каждый шаг вперед для народа был отмечен грудами трупов. Крещение кровью - великое дело, но мы не разделяем дикую веру в то, что каждый акт освобождения и каждый триумф должен пройти через это.

Он призывал Александра II "предотвратить великое бедствие, пока это еще в вашей власти".

Общие принципы, которыми руководствовался Герцен в своей журналистской работе, были простыми: "Везде, во всех делах быть на стороне свободы против принуждения, на стороне разума против предрассудков, на стороне науки против фанатизма и на стороне передовых народов против отсталых правительств". Он был агрессивным, уверенным в себе полемистом и часто призывал читателей "Полярной звезды" и "Колокола" оказывать ему содействие, предоставляя информацию. "Vivos voco", "Зову живых!" - провозглашал Герцен в эпиграфе своей второй газеты. Он призывал своих сограждан "не только слушать наш "Колокол", но и по очереди звонить в него", предоставляя материал для его статей.

Герцен, в свою очередь, настойчиво писал о событиях в России, которые, по его словам, развивались очень быстро и которые надо было "хватать на лету и обсуждать без промедлений". Его работы одновременно язвительные и утонченные. Они исключительно занимательны и порой отличаются мощными чувствами и выразительностью. Характерной тональностью для него, как отмечает доктор Парте, является ирония. По словам самого Герцена, его цель заключалась в том, чтобы быть "протестом России, ее криком свободы и ее криком боли". "Колокол" был призван стать "не только местью России, но и ее иронией - и ничем больше".

Но ирония Герцена имеет иное значение, нежели то, в каком это слово используется сегодня, а именно как противоположность тому, что можно ожидать. Для Герцена ирония заключается в признании того, что мир в своей сущности парадоксальное место и что лишь с двойственным отношением можно ухватить и понять его природу. Политика и жизнь слишком сложны, чтобы уложиться в какую-то одну теорию, и иронично-парадоксальный подход вполне устраивал Герцена, когда он смотрел на своих русских собратьев-революционеров, которые "бросались в бурный поток с наставлением по плаванию в руке".

Герцен со своей иронией бросал вызов всем тем навязчивым взглядам на мир, которые претендуют на объяснение всего и вся одним-единственным принципом (скажем, правом помазанника Божьего или железными экономическими законами истории). Герцен базировался на фактах, и тем не менее в его статьях можно часто найти тонкие исследования экзистенциальных затруднений в желании изменить мир, не обладая при этом однозначным метафизическим решением вопроса об абсурдности существования. Раздражает то, писал Герцен, что история движется вперед такими грязными и извилистыми тропами; но лишь сознательная мысль идет прямым путем. Герцен ценил жизнь больше, чем чистую мысль, и поэтому он не менял свой иронический подход в угоду революционным идеологиям. Он объявлял, что "мы тоже пойдем тропами истории, плутая по ним и продвигаясь вместе с ней вперед".

ЧИТАТЕЛЮ предлагается большое разнообразие интеллектуальных тем для размышлений не только о мире идей в Европе и России в 1850-х и 1860-х годах, но и о том, как они соотносятся с современностью. Среди самых важных тем - свобода печати, свобода Польши и терроризм.

Герцен начал издавать "Полярную звезду" и "Колокол" в эпоху правления Николая I, который считал себя правителем, назначенным провидением, дабы спасти свой народ от ужасов атеизма, либерализма и революции. Будучи в основе своей деспотом, он в качестве первой цели своего правления поставил задачу ликвидировать любые формы политической ереси и оппозиции. Герцен был пламенным сторонником свободы печати и неумолимым врагом цензуры во всех ее проявлениях. После французской революции 1848 года цензура превратилась для Николая в навязчивую идею, и Герцен в нескольких своих статьях подвергает его за это резким нападкам. Он настойчиво требует свободы слова как "условия и как атмосферы, без которой не может быть народного совета об общем деле".

После поражения России в Крымской войне в 1856 году царь Александр II выступил инициатором ряда реформ, которые принесли с собой определенную либерализацию. Среди этих реформ были новые законы о печати, изданные в 1865 году. Число публикуемых в России периодических изданий увеличилось со 104 в 1855 году до 230 в 1860-м. Открылись для обсуждения новые темы, о которых прежде было запрещено дискутировать в прессе. Среди них был вопрос о положении крепостных и о мерах по их освобождению. Герцен активно выступал против "консервативной" реакции на ставшую независимой и весьма напористой прессу, потому что ее сторонники требовали от журналистов сдержанности и пытались подчинить печать государственной власти.

Естественно, даже в рамках более либеральной политики власти сохранили за собой право запрещать публикацию "недозволенных" идей, чтобы они не проникали в массы. Из-за цензуры страдали люди и погибал талант. Но Герцен первым признал, что, как это ни парадоксально, цензура оказала на русскую литературу не только пагубное воздействие. На самом деле при цензорском режиме Николая русская литература процветала. Как отмечал Герцен, ни одно общество не читает более внимательно и ни в одном обществе писатель не является более незаменимым человеком, чем в том, где властвует цензура.

Что касается Польши, то, по мнению Герцена, все страны заслуживают свободы, и поэтому он поддержал в 1863 году польское восстание против России. Даже русские либералы, присоединившиеся к волне страстного национализма в России, которой сопровождалось подавление польского восстания, выступили в этом вопросе против него. Российское общественное мнение всех цветов и оттенков в подавляющем большинстве было за усмирение польских бунтовщиков. Но Герцен писал, что он не может последовать за своими соотечественниками "по пути кровавого и жестокого патриотизма". В результате он утратил свою популярность, а читательская аудитория "Колокола", состоявшая из просвещенной российской знати и представителей зарождавшегося среднего класса, начала распадаться. Многие считали, что истинный патриот России не может поддерживать независимость Польши. Другие же, кто был радикальнее Герцена, пришли к выводу, что истинной свободы можно добиться не пером, а только оружием и перешли на путь политических убийств.

Герцен выступал против того, что позднее назовут терроризмом. Он не просто возражал протии жестоких "неожиданностей" как метода изменения истории. Он также осудил психически больного бывшего студента Дмитрия Каракозова, который в 1866 году выстрелил в Александра II у ворот Летнего сада в Санкт-Петербурге. Нападение Каракозова послужило началом террора как революционного, так и реакционного в том смысле, что это нападение заставило царское государство усилить репрессии. Герцен называл Каракозова жалким фанатиком, однако представитель более молодого поколения эмигрантов Николай Серно-Соловьевич раскритиковал Герцена за отказ осудить террориста.

"A Herzen Reader" также дает нам возможность увидеть то, что Герцен на всем протяжении своей журналистской карьеры часто ссылался на Америку - страну, в которую он одно время думал уехать: "Не будь я русским, мне давно уже следовало бы уехать в Америку". Герцена привлекла идея местного самоуправления в форме состоящей из городов-государств и объединенной на федеративных началах республики, когда он наблюдал за муниципальной жизнью во время своего пребывания в Италии (с октября 1847 по май 1848 г.). Подобно своему современнику Алексису де Токвилю, Герцен одобрительно относился к американскому федерализму и самоуправлению и превозносил отсутствие в Америке сильной и централизованной бюрократии. "Централизация может многое сделать для порядка, но она несовместима со свободой, - писал он ранее. - Ею легко народы доходят до положения хорошо береженого стада или своры собак, ловко держимых каким-нибудь доезжачим". В "Колоколе" он излагает этот вопрос еще более сжато: "Децентрализация - это первое условие нашей революции".

Герцен яростно выступал против рабства негров в Америке, а во время гражданской войны был убежденным противником Конфедерации. По мнению Герцена, Джефферсон Дэвис был "самым злостным политическим преступником нашего времени". Такие взгляды вполне естественны для человека, который страстно поддерживал идею отмены крепостного права в России, о чем он постоянно писал в своих редакционных статьях, выходивших одна за другой из-под его пера. Задумываясь о событиях в Америке, он также укреплялся во мнении о том, что Россия обязательно пойдет эволюционным путем стран Западной Европы. По его мнению, не существует физиологически неизменных путей эволюции, фаталистически предначертанных для каждой нации. Америка, считал Герцен, является ярким подтверждением этой точки зрения: "Манеры, нравы и обычаи американцев сформировали у них особый, собственный характер". То же самое, но с соответствующими изменениями, произойдет и в России, полагал он. "У России в грядущем только и есть один товарищ, один попутчик - Северо-Американские Штаты", - пишет Герцен.

ПРИ ВСЕМ ЭТОМ в работах Герцена, как и в его жизни, есть любопытная раздвоенность. Он питал теплые чувства к Америке, но ни разу не побывал там даже в краткой поездке. Он выступал за революцию, однако яростно критиковал тех революционеров, которые, на его взгляд, противодействовали свободе личности. Но несмотря на свое недоверие к политическому фанатизму, он не превратился в осторожного, реформистского, либерального сторонника конституционной формы правления, и в этом плане он очень сильно отличался от Токвиля. Герцен до конца оставался агитатором и социалистом. Тем не менее он с искренним отвращением осуждал более молодое поколение воинственных и грубых российских революционеров, которые одобрительно относились к террору. Никогда не стеснявшийся в выражениях Герцен называл их "сифилисом", возникшим в результате "революционных страстей" герценовского поколения радикалов.

Герцен выступал не только против насилия нового поколения революционеров, но и против их детерминизма. Опять же, он отвергал теории, где в основе всех доводов лежало единое контролирующее влияние, определявшее все будущие события. Что важно, он выступал против таких теорий в связи с тем, что в них отрицалась способность людей самостоятельно выбирать свою судьбу, а вместо этого звучал призыв к созданию правящей элиты, которая направляла бы жизнь масс.

Герцен своим сильным пером осветил данный вопрос в 1862 году в увлекательном очерке, который он озаглавил "Мясо освобождения". Обращаясь к революционерам, он писал:

Нет, господа, полно нам из себя представлять громовержцев и Моисеев, возвещающих молнией и треском волю божью, полно представлять пастырей мудрых стад людских! Скромнее надо быть, полно воспитывать целые народы, полно кичиться просвещенным умом и абстрактным пониманием.

Взгляды Герцена во многом привлекательны, но они не без изъянов. Во-первых, они далеки от реальности и утопичны. Славист Адам Ярмолинский очень правильно подмечает, что вера Герцена в народничество была "перегружена фантазиями". Его идеализация русского крестьянина и сельской общины, которая, по мнению Герцена, могла установить власть справедливости и всеобщее счастье, была не более чем "социальным мифом".

Та радикальная риторика, которую Герцен использовал, была его вторым недостатком. Здесь следует отметить, что в этом у него было нечто общее с жестокими радикалами и сторонниками детерминизма, которых он осуждал. Критикуя своих противников, Герцен имел склонность обесчеловечивать их. Так, своих оппонентов из лагеря царизма он называл "гнидами", "воющими псами", "болванами" и так далее. Цитируя мастера поношения из более ранней эпохи, Герцен одобрительно отзывался об утверждении Мартина Лютера: "В гневе я чувствую всю мощь собственного "я". Ненависть это сверхэкзальтация любви". Герцен завещал свою кровожадную риторику пришедшему ему на смену поколению революционеров. Он был слишком гуманен, чтобы претворять ее на практике, а вот новые революционеры не стеснялись.

От описанных Герценом исторических событий нас отделяет более полутора веков. Однако те закономерности, о которых он писал, кажутся нам смутно знакомыми.

ЧИТАТЬ Герцена сегодня полезно для понимания путинской России, потому что в некоторых отношениях она напоминает царскую Россию. После недолгого флирта с подлинной политической открытостью она вернулась к тяжелому самовластному стилю правления. Используя суды, прокуратуру и налоговую полицию, Кремль запугивает и разоряет тех, кто может выступить против власти. Российский парламент в его нынешнем виде, будучи законодательным органом, не обладающим властью государственного кошелька, одобряет все эти действия. Однако в других отношениях путинизм и царизм очень сильно отличаются друг от друга.

Путин со своими подчиненными действует в соответствии с принципами обогащающейся мафии. Это подтверждается документами, опубликованными Wikileaks. В одном из них американский посол в России замечает, что "власть действует больше как клептократия, чем как власть". В отличие от царской России, Россия Путина даже отдаленно не напоминает рациональное государство на манер прусского. У него отсутствует связная идеология, даже реакционная. Вместо нее оно руководствуется в основном стремлением к обогащению и к безопасности. Россия сегодня получает огромные доходы от экспорта нефти и газа. В результате некоторые отрасли ее экономики бурно развиваются, и Путин в связи с этим пользуется огромной и подлинной популярностью. Жизнь у среднестатистического россиянина сегодня лучше, чем она была на протяжении 20 предыдущих лет.

Но даже если принимать во внимание эти существенные различия, анализ Герцена все равно очень полезен. В частности, в нем предлагаются необходимые поправки к детерминистским взглядам. Вопреки тем, кто утверждает, что в России была и всегда будет политическая культура подчинения личности государству (в связи с чем путинизм олицетворяет собой продолжение российской исторической традиции), Герцен напоминает нам, что исторического генерального плана для будущего России не существует. Герцен говорит нам, что Россия может свободно меняться, и будет это делать в перспективе. Если так, то российским пророком станет не Маркс, а Герцен.

"A Herzen Reader" - это колоссальный научный труд, в который свой вклад внес Роберт Харрис, написавший критическое эссе с анализом того, как Герцена воспринимают в России и на Западе. Среди многих интересных наблюдений у Харриса есть замечание о том, почему работы Джона Милля о свободе нашли отклик в сердце Герцена и как исследование творчества Герцена расцвело в советскую эпоху (несмотря на взаимную антипатию Герцена и Маркса) лишь потому, что его труды однажды похвалил Ленин. Здесь есть ирония, которая, как мне кажется, пришлась бы Герцену по душе...

В своем введении к "A Herzen Reader" Парте весьма уместно цитирует краткую запись из дневника Льва Толстого о Герцене, сделанную в 1905 году: "Он ждет своего читателя в будущем". Эта книга показывает великолепие и блистательность Герцена как писателя. При удачном стечении обстоятельств книга Парте даст, наконец, возможность Герцену обрести американскую читательскую аудиторию, которую он в полной мере заслужил. И тогда Дуайт Макдональд сможет, наконец, успокоиться на сей счет.

("The American Interest", США)

20/08/2013
http://www.sovross.ru

*   *   *   *   *   *   *

На сайте "Высокие статистические технологии", расположенном по адресу http://orlovs.pp.ru, представлены:

На сайте есть форум, в котором вы можете задать вопросы профессору А.И.Орлову и получить на них ответ.

*   *   *   *   *   *   *

Удачи вам и счастья!


В избранное