Серией своих недавних работ мы попытались заново начать дискуссию об экономике социализма. Мы обосновали, что из гибели советской системы отнюдь не вытекает, что все формы социалистической экономики обречены на неэффективность. Обновляя и расширяя ход рассуждений, которые можно найти у (Lange, 1967) и (Johansen, 1977) [1], мы утверждали, что современные информационные технологии позволяют создание формы плановой экономики, которая одновременно справедлива и эффективна [2]. Мы указываем на эти идеи, чтобы поместить данную работу в определенный контекст; но не будем их здесь доказывать. Наша тема более конкретна: опровергнуть критику социалистического планирования экономики, изложенную Хайеком в его статье 1945 года "Использование знания в обществе". Мы хотим сразу же внести ясность: мы знаем, что не только Хайек высказывал аргументы, которым должен знать любой защитник плановой экономики; более того, у Хайека есть и другие относящиеся к теме высказывания, не упоминаемые в "Использовании знания в обществе" (в других работах он подчеркивал вопрос инициативы, но здесь мы почти не затрагиваем эту тему). Таким образом, мы считаем, что аргументы Хайека, относящиеся к экономическому знанию или информации - классическим представителем которых является разбираемая статья - стали очень влиятельными, и обстоятельный ответ на них будет иметь определенную ценность. В качестве одного из примеров влияния аргументов Хайека на тему информации и планирования, можно привести недавнюю книгу Джозефа Стиглица "Куда ведет социализм?" (Stiglitz, 1994). Стиглиц критически относится к социалистической экономике, но его критика почти целиком направлена против рыночного социализма. Что касается централизованно планируемой экономики, то Стиглиц пишет только, что "Хайек подверг правильной критике" марксистский проект, "доказывая, что у центрального планирующего органа никогда не будет всей необходимой информации". По нашему мнению, это довольно типичный ответ: даже экономисты, которые не разделяют целиком взглядов Хайека на достоинства свободного рынка - а Стиглиц к ним относится - все же часто считают, что критика Хайеком центрального планирования может считаться исчерпывающей. Мы хотим показать, что не стоит принимать аргументы Хайека на веру. Перейдем к сути. Ниже мы излагаем и опровергаем по пунктам идеи (Hayek, 1945). Мы хотим четко сказать, что часть, если не все, наших аргументов против Хайека являются анахронизмами - то есть основываются на прогрессе информационных технологий, произошедшем уже после написания рассматриваемой статьи. Мы считаем это оправданным по двум причинам. Во-первых, ясно, что Хайек считал, что высказывает аргументы наиболее общего плана, которые не могут быть опровергнуты переменами в технологии. Во-вторых, последователи Хайека (напр. Lavoie, 1985) продолжают приводить аргументы, которым уже несколько десятков лет, и заявляют, что развитие информационных технологий почти ничего в этой сфере не изменило. В нашем изложении Хайека мы пытаемся сочетать краткость с необходимостью дать достаточно полное и честное представление, чтобы никто не заподозрил нас в борьбе с манекеном. Мы начинаем с краткого изложения философских взглядов, лежащих в основе "Использования знания в обществе", которые более полно изложены в "Контрреволюции в науке" (Hayek, 1955).

В "Контрреволюции в науке" Хайек рассматривает разницу между естественными и социальными науками, отношение которых к предмету их исследования, как он считает, фундаментально различно. В естественных науках прогресс происходит при осознании того, что некоторые вещи представляют собой совсем не то, чем кажутся. Наука обесценивает непосредственно воспринимаемые категории субъективного опыта и заменяет их на лежащие в их основе и часто невидимые причины. Изучение же общества, с другой стороны, должно считать своим сырьем идеи и убеждения людей этого общества.

Факты, изучаемые социальными науками, отличаются от фактов физических наук в том, что это - убеждения или взгляды отдельных людей, и эти взгляды и есть наши исходные данные, независимо от того, правильны ли они или нет. Более того, мы не можем прямо наблюдать их в умах людей, но можем познать их, наблюдая, что люди говорят или делают, просто потому, что обладаем таким же умом, что и эти люди (Hayek, 1955, с. 28).

Он указывает, что в самом предмете исследования социальных наук имеется субъективный элемент, от которого избавиться нельзя, и который отсутствует в физических науках:

Действительно, объекты социальной, или человеческой, деятельности, чаще всего не представляют собой "объективных фактов" в том специфическом, узком смысле, в каком этот термин используется Наукой, противопоставляющей "объективные факты" и "мнения", и вообще не могут быть описаны в физических терминах. Постольку, поскольку речь идет о человеческих действиях, вещи являют такими, какими считает их действующий человек(Hayek, 1955, с. 27).

Парадигма Хайека для социальных или моральных наук состоит в следующем: общество должно пониматься в терминах сознательно обдуманных людьми поступков. Предполагается, что люди непрерывно сознательно выбирают между различными возможными программами действий. Любой коллективный феномен должен таким образом считаться как ненамеренный результат решений индивидуальных сознательных действующих лиц. Отсюда фундаментальная дихотомия между изучением природы и общества: для натуральных феноменов разумно предполагать, что отдельный исследователь может собрать всю необходимую информацию, в социальном контексте это условие выполнить нельзя.

На этом философском основании Хайек (Hayek, 1945) ставит вопрос: rакую проблему мы хотим разрешить, когда пытаемся создать рациональный экономический порядок? Он продолжает:

Согласно некоторым хорошо известным предположениям, ответ достаточно прост. Если у нас есть вся релевантная (relevant) информация, если нам дана система предпочтений и если мы располагаем полным знанием об имеющихся средствах, то оставшаяся проблема носит чисто логический характер. Другими словами, ответ на вопрос о том, как лучше всего использовать имеющиеся средства, неявно содержится в наших допущениях. Условия, которым должно удовлетворять решение проблемы нахождения оптимума, были полностью разработаны и могут быть лучше всего представлены в математической форме: в самом сжатом выражении они состоят в том, что предельные нормы замещения между любыми двумя товарами или факторами должны быть одинаковыми при всех различных вариантах их употребления (Hayek, 1945, с. 519).

Он тут же поясняет, однако, что "хорошо известные предположения", на которых базируется вышеупомянутый подход, совершенно нереальны.

Это, однако, никак не экономическая проблема, стоящая перед обществом... Причина этого в том, что "данные", от которых отправляется экономический расчет, никогда не бывают, с точки зрения всего общества, "даны" какому-то отдельному уму, способному произвести все нужные вычисления, и никогда не могут быть даны подобным образом (Там же).

Затем Хайек излагает свое собственное представление о природе проблемы:

Специфический характер проблемы рационального экономического порядка обусловлен именно тем, что знание обстоятельств, которым мы должны пользоваться, никогда не существует в концентрированной или интегрированной форме, но только в виде рассеянных частиц неполных и зачастую противоречивых знаний, которыми обладают все отдельные индивиды (Там же).

Следовательно, настоящая проблема в том, "как обеспечить наилучшее использование ресурсов, известных каждому члену общества, для целей, чья относительная важность известна только этим индивидам"(Hayek, 1945, с. 520, выделено нами). Обычно этого не понимают, пишет Хайек, и виновато в этом "влияние натурализма или сциентизма, то есть ошибочным переносом на общественные явления тех привычных способов мышления, которые мы выработали, имея дело с явлениями природы"(там же).

Разница между Хайеком и сторонниками социалистического планирования экономики не в том, "нужно планирование или нет". Спор о другом - "должно ли планирование осуществляться централизованно, единой властью для всего общества в целом, или его надо разделить между многими индивидами" (Hayek, 1945, с. 520-21). Второй случай - ни что иное, как рыночная конкуренция, которая "означает децентрализованное планирование множеством отдельных лиц" (Hayek, 1945, с. 521). Относительная эффективность двух альтернатив зависит от того, в каком случае у нас больше шансов преуспеть - при передаче всего знания, которое необходимо использовать, но которое изначально рассредоточено среди множества индивидов, в распоряжение единой центральной власти или при передаче индивидам того дополнительного знания, которое требуется им, чтобы согласовывать свои планы с планами других людей (там же).

Следующий шаг аргументации Хайека предполагает различение между двумя различными видами знания: научным знанием (понимаемым как знание общих законов) и "неорганизованным знанием" или "знанием особых условий времени и места". Первое, пишет Хайек, поддается централизации путем создания "органа из хорошо подобранных экспертов" (Hayek, 1945, с. 521), но второе знание - совсем другая вещь.

Практически любой индивид обладает определенным преимуществом перед всеми остальными, поскольку владеет уникальной информацией, которую можно выгодно использовать. Однако использовать ее можно, только если зависящие от этой информации решения предоставлены самому индивиду или выработаны при его активном участии (Hayek, 1945, с. 521-22).

Хайек пишет здесь о "знании людей, местных условий и особых обстоятельств" (Hayek, 1945, с. 522), например, о знании фактов, что определенный станок не полностью загружен или чье-то мастерство может быть использовано лучше. Он также приводит примеры конкретных, локализованных знаний, на которые полагаются грузоотправители или спекулянты. Он утверждает, что знания такого вида часто серьезно недооцениваются теми, кто считает общие научные знания парадигматическими.

По мнению Хайека, с недооценкой знания местных и особых обстоятельств тесно связана недооценка роли перемен в экономике. Ключевое различие между защитниками и критиками планирования лежит

...в отношении значения и частоты изменений, вызывающих необходимость коренного пересмотра производственных планов. Конечно, если бы можно было заранее составить детальный экономический план на достаточно долгий период и затем точно его придерживаться, так что не потребовалось бы никаких серьезных дополнительных экономических решений, тогда задача составления всеобъемлющего плана, регулирующего всю экономическую деятельность, была бы далеко не такой устрашающей (Hayek, 1945, с. 523).

Хайек приписывает своим оппонентам мнение, что экономически важные изменения - это нечто, происходящее лишь изредка и через длительные интервалы, а управление производственными системами в остальное время - задача более или менее механическая. В качестве опровержения он приводит пример проблемы удержания роста издержек в конкурентной отрасли, которая требует от управляющего энергичных ежедневных действий. Хайек подчеркивает тот факт, что издержки применения одних и те же технических средств могут сильно различаться в зависимости от управления. Эффективное экономическое управление требует, чтобы "новые приготовления, совершались каждый день в свете новых обстоятельств, неизвестных накануне" (Хайек, 1945, с. 524). Отсюда он делает вывод, что "централизованное планирование... по самой своей природе неспособно принимать во внимание все эти обстоятельства времени и места и что центральный планирующий орган вынужден будет найти какой-то способ передоверить "людям на местах" принятие решений, зависящих от таких обстоятельств" (там же).

Настаивая, что очень конкретное, местное знание жизненно необходимо для принятия экономических решений, Хайек в то же время четко понимает, что "людям на местах" для эффективных действий надо знать не только сиюминутные обстоятельства. Отсюда возникает проблема "передачи им такой дополнительной информации, в которой они нуждаются для того, чтобы вписать свои решения в общую картину изменений более широкой экономической системы"(Hayek, 1945, с. 525). Много ли им нужно знать? К счастью, только то, что можно передать с помощью цен. Хайек для иллюстрации идеи приводит такой пример:

Допустим, где-то в мире возникла новая возможность использования какого-то сырья, скажем олова, или один из источников поступления олова исчез. Для нас не имеет значения - и это важно, что не имеет, - по какой из названных двух причин олово стало более редким. Все, что нужно знать потребителям олова, - это то, что какая-то часть олова, которым они привыкли пользоваться, теперь более прибыльно употребляется где-то еще и что вследствие этого им надо его экономить. Огромному большинству из них не нужно даже знать, где возникла более настоятельная потребность в олове или в пользу каких иных потребностей они должны урезать свои запросы (Hayek, 1945, с. 526).

Несмотря на отсутствие полной информации, эффект возмущения рынка олова проходит таким же образом по всей экономике.

Целое действует как единый рынок не потому, что любой из его членов видит все поле, но потому, что их ограниченные индивидуальные поля зрения в достаточной мере пересекаются друг с другом, так что через многих посредников нужная информация передается всем (там же).

Следовательно, самое главное в системе цен - это "экономия знания, с которой она функционирует" (Hayek, 1945, с. 526-7). Он так обосновывает эту идею:

Это более чем метафора - описывать систему цен как своеобразный механизм по регистрации изменений или как систему телекоммуникаций, позволяющую отдельным производителям следить только за движением нескольких указателей (подобно тому, как инженер мог бы следить за стрелками лишь нескольких датчиков), дабы приспосабливать свою деятельность к изменениям, о которых они, возможно, никогда не узнают ничего сверх того, что отражается в движении цен (Hayek, 1945, с. 527).

Он признает, что приспособление через систему цен никогда не бывает совершенным в смысле теории равновесия, но тем не менее - это "чудо" экономической координации (там же).

Система цен конечно же не была продуктом сознательного проекта, более того - "люди, направляемые им, обычно не знают, что их заставляет делать то, что они делают" (там же). Это наблюдение приводит Хайека к очень характерному замечанию, опровергающему централизованное планирование с самых общих позиций.

Те, кто громогласно требуют "сознательного управления" и не могут поверить, что нечто, развившееся без чьего бы то ни было замысла (даже без нашего понимания этого), могло бы решать проблемы, которые бы мы были неспособны решать сознательно, - должны помнить: проблема именно в том, как сделать сферу нашего пользования ресурсами шире сферы, подконтрольной чьему бы то ни было разуму; и, следовательно, как обойтись без необходимости сознательного контроля и обеспечить стимулы, которые заставят индивидов осуществлять желаемое без чьих-либо указаний, что же им надлежит делать (Hayek, 1945, с. 527).

Хайек обобщает свою точку зрения, ссылаясь на другое "подлинно общественное явление" - язык (который также никто не разрабатывал). Опровергая идею, что сознательно разработанные системы по определению лучше сложившихся естественным путем, он цитирует А.Н. Уайтхеда: прогресс цивилизации измеряется расширением "числа важных действий, которые мы в состоянии выполнять, не думая о них" (Hayek, 1945, с. 528). Затем он продолжает:

Система цен - как раз одно из таких образований, которые человек научился использовать... после того, как он натолкнулся на нее, не имея о ней ни малейшего понятия. С ее помощью стало возможным не только разделение труда, но и скоординированное употребление ресурсов, основанное на равномерно разделенном знании... Никто еще не преуспел в построении альтернативной системы, где можно было бы сохранить определенные черты системы существующей, дорогие даже для тех, кто яростнее всех на нее нападают, - и, в частности, ту степень свободы, с какой индивид может избирать себе занятие и, соответственно, использовать свои собственные знания и мастерство (там же).

Нам кажется, что из этого краткого изложения понятны аргументы Хайека. Теперь мы готовы приступить к нашей критике, которая состоит из следующих частей. Сначала мы подвергнем сомнению субъективистскую философию, лежащую в основе концепции информации по Хайеку. Затем мы предложим альтернативный взгляд на природу проблемы, стоящей перед плановой системой экономики и обсудим утверждения Хайека о преимуществах децентрализации. Из этого последует критика идеи рынка как эффективной системы телекоммуникации. Наша критика будет подкреплена формальной моделью обмена информацией, требуемой при рыночной и плановой экономике. В предпоследнем разделе нашей работы рассматривается идея особой важности перемен; и в заключительном - вопрос рынка как "естественно сложившейся" системы.

На субъективистское представление Хайека о социальных наук можно возразить, что наличие его главной составляющей - рационального субъекта - отнюдь не очевидно. Как указывал Лоусон (Lawson, 1992), множество психологических и социологических исследований показали, что поведение человека крайне автоматизировано и координируется в основном бессознательными функциями мозга. Как сообщает Деннет (Dennet, 1991), эксперименты в нейропсихологии продемонстрировали, что люди сначала действуют, и только потом осознают свое намерение действовать. В более узкой сфере экономики рассматриваемые "субъекты" - явление скорее юридическое, чем физическое. В экономике действуют главным образом фирмы, а не люди-индивидуумы. Действия фирм несводимы к внутренней личной жизни их управляющих. В любой большой фирме ее действия являются результатом сложного набора практик, анализа и процедур принятия решения, в которых участвует множество человек. Процедуры ничуть не менее важны, чем личности, занимающие конкретные должности.

На ранних этапах капитализма различие между физическими и юридическими субъектами еще плохо осознавалось. Агентом практических действий в экономике выступала личность капиталиста или предпринимателя, а не фирма. Но с точки зрения современного состояния развития экономики видно, что рациональный рассчитывающий субъект есть максимизирующий прибыль юридический субъект. Если некоторыми юридическими субъектами в системе собственности являются конкретные человеческие существа, экономическая теория указывает, какие действия с их стороны будут рациональными. Но предположение, что эти существа действительно участвуют в таких рациональных действиях, - скорее акт веры, чем эмпирический научный результат. Отталкиваясь от этой веры, Хайек приходит к признанию экономики в сущности разновидностью моральной философии, не считая ее наукой. Но как только мы рассматриваем категорию экономического субъекта в том виде, как она существует, не как эмпирически наблюдаемое свойство человеческого ума, а как нечто приписываемое ему структурами языка и юридическими понятиями (Althusser, 1971), тогда исключение науки из исследования общества становится неприемлемым. Субъективистская философская точка зрения Хайека сильно влияет на его аргументы против социалистического планирования, поскольку эти аргументы основываются на понятии субъективной информации. Несмотря на то, что "Контрреволюция в науке" была выпущена уже после создания научной теории информации Шеннона и Вивера (Shannon and Weaver, 1949), представление Хайека об информации остается решительно донаучным. Естественно, нужно время, чтобы открытия одной науки проникли в другие. В середине 50-х годов идея объективности информации еще не распространилась далеко за пределы теории связи. Но сейчас, когда она совершила революцию в биологии, легла в основу наших главных отраслей и начала преобразовывать наше понимание социальных идеологий (Dawkins, 1982), ее отсутствие в рассуждениях Хайека отменяет все его доводы. Для Хайека информация - явление субъективное; это знание, хранящееся в умах людей. Таким образом перед нами встает проблема: как информация, рассеянная по умам многих, может путем рыночных операций быть собрана для общей пользы? После принятия этой субъективистской позиции внимание уводится в сторону от самых практических и важных вопросов технической поддержки информации. Уже невозможно воспринимать производство и обработку информации как технологию и отдельный процесс труда, развитие которого действует в качестве ограничителя возможности экономических отношений. В любой экономике, кроме самой примитивной, экономические отношения зависели от развития техник превращения информации в объект. Возьмем для примера отношения между помещиком и арендатором, выплату ренты. Они могут установиться только после того, как общество овладеет средствами записи прав на владение и контрактов аренды, будь то письменные документы или камни на границах заложенной земли, столь ненавидимые крестьянами Аттики. Развитие системы цен опирается на технологию учета и расчетов, которая в коммерческом обществе никогда не может быть чисто умственной операцией. Расчеты требуют материальной поддержки, камешков древних римлян или монет и счетных столов поздней античности и средневековья. Экономическая рациональность - это алгоритмический процесс, поддерживаемый оборудованием для вычислений и хранения информации. Тот факт, что до недавних пор это оборудование было простым и ручным - счеты, коробка для монет или гроссбух - позволял экономическим теориям его игнорировать. Но средства рациональности так же важны для экономических отношений, как и средства производства. Торговля без технологии расчета и записи так же непрактична, как сельское хозяйство без инструментов возделывания почвы. Если учесть эти аспекты теории информации и информационной технологии, на проблему экономической информации, поставленную Хайеком, могут быть даны совсем другие ответы.

Мы обосновали в другом месте (Cottrell and Cockshott, 1993), что классические "дебаты о расчетах при социализме", проходившие в начале века, велись на территории неоклассических критиков социализма, а не его марксистских защитников. Это повлияло на структуру постановки проблемы. В неоклассическом варианте постановка вопроса началась с предпочтений индивидуальных агентов и их производственных возможностей. Такая формулировка уязвима для критики Хайека, поскольку предпочтения индивидуумов ни в каком смысле не могут быть "переданы" в орган планирования. Но экономисты-марксисты не могут согласиться, что эти индивидуальные предпочтения имеют какое-либо осмысленное независимое существование [3]; следовательно, они не относятся к данному вопросу. Практическая проблема - привести производственные возможности в соответствие с характером общественных потребностей, определенных комбинацией демократических политических решений (например, в случае соответствующего уровня общественного здравоохранения) и совокупных потребительских закупок. При наличии разумной системы сбора данных, сообщающей о соотношениях продажи потребительских товаров, и предполагая, что система цен основывается на трудовых стоимостях (Cottrell and Cockshott, 1993), расчет целевого вектора чистого выпуска продукции не требует особых телепатических способностей планирующей системы. Собрать информацию о производственных возможностях, вероятно, сложнее. Обсуждение Хайеком централизованных в противовес децентрализованным систем управления должно быть помещено именно в этот практический контекст.

Австрийские оппоненты социализма почему-то считают, что социалистическое планирование должно проводиться одним человеком. Мизес (Mises, 1949) называет его "директором". Хайек продолжает эту метафору, уверяя, что "данные, от которых отправляется экономический расчет, никогда не бывают, с точки зрения всего общества, даны какому-то отдельному уму". Как тогда, спрашивает он, можно предполагать, что один ум способен улучшить совместный результат размышлений миллионов (как это достигается рынком)? Определенно только страдающий манией величия или ослепленный научным высокомерием может предлагать такие идеи. Конечно же, ни у одного отдельного человека не хватит силы ума понять все взаимопереплетения экономики, но когда же социалисты утверждали такую глупость? Даже самые ярые поклонники культа личности не считали, что Сталин сочиняет пятилетние планы в одиночку. Социалисты предлагают замену рыночной обработки информации обработкой экономической информации в планирующей организации. В прошлом планирование проводилось разделением умственного труда между большим количеством людей. В будущем обработка информации скорее всего будет выполняться в основном вычислительными машинами.

Ни в том, ни в другом случае - и тут вновь вступает в игру субъективизм Хайека - информация не концентрируется в одном уме. В первом случае она определенно не находится в уме одного работника, и даже не в умах коллектива работников. Она хранится главным образом в их записях, формах, бухгалтерских книгах и т.д. Они и составляют необходимые средства управления. С самых древних храмовых цивилизаций Шумера и Нила развитие экономического управления зависело от развития средств расчетов и записи. Человеческий разум участвует в нем как первоначальный источник информации, а затем как обработчик записанной информации. С помощью процедур расчетов строки символов считываются и после преобразований записываются назад. Символы - будь это арабские цифры, зарубки на палочках или веревочные узлы - представляют физические количества товаров; их преобразования моделируют действительные или возможные перемещения этих товаров. Ставя вопрос в терминах концентрации всей информации в одном уме, Хайек возвращается ко временам, которые существовали до наступления цивилизации, абстрагируясь от реальных процессов, которые делают возможными любые формы управления. Если же он возражает, что ни одна система управления не может, вероятно, иметь мощность обработки информации, необходимой для этой задачи, то на это можно ответить, что информационные технологии совершили переворот, резко увеличив количество информации, которой можно управлять.

Противопоставление Хайеком естественных наук сфере общественного также оставляет отпечаток на его классификации форм знания. По его мнению, существует только две таких формы: знание общих научных законов и знание "особых обстоятельство времени и места". Но таким образом выпадает из рассмотрения целый слой знаний, жизненно важных для экономики, а именно - знание конкретных технологий. Это знание несводимо к общим научным законам (перейти от соответствующей научной теории к работающему промышленному изобретению - обычно очень нетривиальная проблема), но и не является настолько привязанным к пространству или к месту, что его невозможно передать (Arrow, 1994). Лицензирование и передача технологий в капиталистическом мире ясно это демонстрирует. Центральный реестр доступных технологий будет составлять существенную часть эффективной плановой системы. Как может быть собрана такая информация? Опять же, концепция Хайека об информации, существующей исключительно "в уме", препятствует пониманию вопроса. Все более и более становится распространенным - более того, уже почти общепринято, хранить записи о поступлениях и расходах фирмы в форме электронных таблиц. Такие компьютерные файлы формируют отображение характеристик работы фирмы, и это отображение можно легко передать в другое место 4 . Более того, даже то "особое" знание, которое Хайек считал слишком конкретным, чтобы его можно было централизовать, сейчас совершенно стандартным образом централизуется. Возьмем, к примеру, информацию, которой располагают грузоотправители. В 70-х годах "Америкэн Эйрлайнс" стали самой большой в мире авиакомпанией в немалой мере за счет возможностей разработанной ими системы SABRE - системы компьютеризированной продажи билетов (Gibbs, 1994). Мы уже давно считаем само собой разумеющимся, что агент местного бюро путешествий можно войти в компьютерную сеть, чтобы определить доступные рейсы по всему миру - почти из любого пункта А в любой пункт Б. Апелляция Хайека к местному знанию в этом контексте была уместной разве что во время написания, сейчас же она явно устарела. Некоторые местные знания, важные для точной настройки эффективности системы, могут быть слишком конкретными для любой централизации, имеющей смысл. На это мы возразим, что Хайек, кажется, не заметил следующей возможности: такое знание может и использоваться локально, не внося помехи в центральный план. Вопрос сводится к рекурсивности планирования, то есть к степени, в какой планы, составленные в общих терминах высшими планирующими организациями, должны конкретизироваться в каждой более нижней или местной инстанции. Ноув (Nove, 1977, 1983) показал, что в вопросе объединения результатов степень рекурсивности планирования довольно мала. Если центральная власть укажет результаты в агрегированных показателях и доверит конкретизировать детали нижним инстанциям, результаты с гарантией не сойдутся. В отсутствие каких-либо горизонтальных связей между предприятиями, характерных для рыночной системы, предприятия без указаний плановых органов просто не будут знать, какие товары от них требуются. Это можно принять за аксиому [5]. Но низкая рекурсивность решений по объединению готовой продукции еще не означает, что все решения по производству должны приниматься в центре. Существуют, например, знания уровня предприятия, какие конкретные работники лучше всего выполняют свои задачи, кто работает быстрее всех, кто наиболее надежный и т.д. (то же относится к конкретным машинам, работающим на предприятии). Почему такое знание не может использоваться локально при разработке собственных детальных графиков работы предприятия по выполнению плана, полученного из "центра"? Разве не то же самое происходит на уровне завода при планировании работы большого (состоящего из многих заводов) капиталистического предприятия?

Доказав, что централизация большей части экономической информации возможна, мы должны теперь рассмотреть желательность этого процесса. Если рассматривать экономические расчеты как вычислительный процесс, преимущества распределенных или централизованных расчетов далеко не очевидны; все зависит от того, насколько взаимозависимо множество фактов о производственных возможностях в различных отраслях экономики. Их взаимозависимость есть частичное отображение в области информации взаимной зависимости отраслей экономики. Выходы одних действий служат входами других: это реальная взаимозависимость. Кроме того, существуют дополнительные взаимодействия, когда различные отрасли производства действуют как альтернативные пользователи входов. Важно различать эти два типа взаимодействия. Первое представляет реальные потоки материалов и является статическим отражением состояния экономики в конкретный момент. Второе - это часть задачи экономики, если понимать под ней поиск оптимальных точек в фазовом пространстве. В рыночной экономике развитие реальной экономики - реальных взаимозависимостей между отраслями - создало процедуру поиска, с помощью которой ищутся такие оптимумы. Экономика дает описание траектории внутри ее фазового пространства. Эта траектория есть результат объединения траекторий всех индивидуальных экономических агентов, и эти агенты намечают свое следующее положение на основе информации, которую они могут получить из системы цен. Продолжая метафору Хайека о системе цен как телекоммуникационной системе связи или машины для регистрации изменений, вся рыночная экономика как целое работает как один аналоговый процессор. Один, потому что в любой момент времени ее можно охарактеризовать одним вектором состояния, определяющим ее положение в фазовом пространстве экономической задачи. Более того, это процессор с очень низкой частотой, поскольку распространение информации ограничено скоростью изменения цен. Чтобы произошло изменение в ценах, должны произойти изменения в реальном движении товаров (мы не принимаем здесь во внимание несколько крайне специализированных рынков фьючерсов). Таким образом, скорость распространения информации привязана к скорости перемещения реальных товаров или к скорости введения в строй новых производственных мощностей. Подводя итог, можно сказать, что рыночная экономика проводит однопоточный поиск в своем пространстве состояний, изменение положения проводится довольно медленно, скорость этих изменений определяется скоростью движения реальной экономики. Сопоставьте с потенциальными возможностями механизма, концентрирующего все нужные факты, не в одном месте - это невозможно, но внутри небольшого объема пространства. Если информация собрана в одну или более вычислительных машин, они могут искать возможное пространство состояний без изменений в реальной экономике. Вот тут вопрос, нужно ли концентрировать информацию, становится очень уместным. В нашей вселенной базовым свойством является следующее: ни одна ее часть не может влиять на другую за время меньшее, чем нужно свету, чтобы преодолеть расстояние между ними. Предположим, что вся нужная информация распределена в сети компьютеров, размещенных по всей стране. Будем считать, что любой из них может послать сообщение любому другому. Предположим, что этой сети дано задание моделировать возможные состояния экономики, чтобы отыскать оптимальные. Переход от одного моделированного состояния к другому может проходить с той же скоростью, с какой компьютеры обмениваются информацией о своем текущем состоянии. Учитывая, что электронные сигналы идут между ними со скоростью света, это будет намного быстрее, чем изменения в реальной экономике. Но скорость изменений будет еще большей, если мы расположим все компьютеры поблизости друг от друга.

В больших параллельных компьютерах стараются сконцентрировать все процессоры в малом объеме, чтобы сигналы, двигающиеся со скоростью света, распространялись по машине за несколько наносекунд - сравните с сотыми долями секунды, требующимися для сетей связи. В общем случае, если проблему нужно решить быстро, требующаяся информация должна быть расположена в как можно меньшем объеме. На это можно возразить, что полный масштаб экономической задачи таков, что она, хоть и решаема в принципе, но нужное количество вычислений на практике произвести нельзя (Hayek, 1955 6 , см. также Nove, 1983). Мы обосновали в другом месте (Cockshott and Cottrell, 1993; Cottrell and Cockshott, 1993b), что при современном состоянии компьютерных технологий это неверно.

Цены по Хайеку создают систему связи для экономики. Но насколько адекватна эта связь и сколько информации она реально может передать? Пример Хайека о рынке олова подробно исследует этот вопрос. Следует сделать два предварительных замечания. Во-первых, рыночная система действительно добивается значительной степени координации экономических действий. "Анархия рынка" (Маркс) далека от полного хаоса. Во-вторых, даже в плановой системе всегда будет место для разочарованных ожиданий, для проектов, которые сначала выглядят многообещающими, а потом заканчиваются крахом, и так далее. И несмотря на все это, отлично видно, что Хайек чрезвычайно раздувает описанный им случай. Чтобы принять рациональные решения, как нужно изменить потребление олова, нужно знать, будет ли повышение цены постоянным или эпизодическим, а это требует знания, почему цены повысились. Сигнал со стороны цен сам по себе недостаточен. Подорожало ли олово временно из-за, скажем, забастовки шахтеров? Или мы приближаемся к истощению доступных запасов? Действия, рациональные в одном случае, будут совершенно неуместны в другом. По минимуму, можно сказать, что цены несут информацию о пропорции обмена различных товаров друг на друга в настоящий момент (если рынки находятся в равновесии, что бывает не всегда). Но отсюда не следует, что знание этих обменных пропорций позволяет агентам расчитать прибыльность, не говоря уже о социальной полезности, производства различных товаров. Произведенный товар может принести прибыль, если его цена выше суммы цен сырья, требующегося для его производства, и используется метод производства, при котором эта сумма наименьшая, но использование текущих цен в таких расчетах оправдано только в статическом контексте: или цены не меняются, или производство и продажа требуют нулевого времени. Хайек особо подчеркивает что перемены происходят постоянно, поэтому ему вряд ли понравилось бы это предположение. Будет ли производство товара х прибыльным на деле или нет, зависит не только от текущих, но и от будущих цен. А будет ли производство х считаться прибыльным в настоящий момент, зависит от текущих ожиданий будущих цен. Если мы начнем с предположения, что цены почти определенно не останутся в будущем стабильными, то как агенты могут строить свои ожидания? Одна возможность - они окажутся в состоянии собрать достаточно информации, чтобы сделать точный прогноз предполагаемых изменений. Но для этого им явно нужно знать намного больше, чем просто текущие цены. Они должны знать процесс, с помощью которого формируются цены, и создавать прогнозы развития различных факторов (хотя бы наиболее важных), влияющих на определение цен. Информационный минимализм Хайека тогда в значительной степени оказывается подорванным. Вторая возможность описана Кейнсом (Keynes, 1936, особенно гл. 12): агенты настолько ничего не знают о будущем, что хотя они и уверены, что некоторые (неизвестные) изменения произойдут, но прибегают к предположению, что завтрашние цены будут равны сегодняшним. Это позволяет им создать условную оценку прибыльности производства различных товаров, используя только текущую информацию о ценах; но издержки такого подхода (с точки зрения защитника эффективности рынка) - это доказательство внутренней, и возможно очень сильной, ошибочности таких предварительных оценок. В этом месте полезно обратиться к собственной теории Хайека о торговых циклах (Hayek, 1935; см. также Lawlor and Horn, 1992; Cottrell, 1994), в которой "дезинформация", переданная неравновесными ценами, может вызвать очень значительные макроэкономические искажения. В теории циклов Хайека ценой, вызывающей такой ущерб, становится процентная ставка, но ясно, что такой же точно аргумент можно применить и к микроуровню. Децентрализованные, ставящие целью максимизацию прибыли, реакции на нестабильные цены олова или микросхем памяти точно также могут вызвать ошибочные инвестиции и последующий хаос.

Одна из прогрессивных черт капитализма - процесс конкуренции в какой-то степени приводит к массовому переходу к методам производства, обладающим наименьшей себестоимостью (даже если эта себестоимость является денежными издержками производства, отражающими социальные издержки только частично и искаженно). Хайек совершенно верно напоминает нам, что такой переход может быть далеко не полным. Фирмы, производящие одни и те же товары (и возможно даже использующие одну и ту же базовую технологию) могут сосуществовать достаточно долгие периоды, несмотря на совершенно различную стоимость производства. Если закон одной цены относится ко всем рассматриваемым продуктам, то менее эффективные производители получат меньшую прибыль и/или будут платить более низкие зарплаты. Эта ситуация может долго продолжаться, если мобильность капитала и труда не идеальна. Встает вопрос: можно ли в плановой системе эффективнее стимулировать распространение лучшей практики? Мы считаем, что да. Если всем работникам будут платить за сделанную работу по унифицированной ставке, то неэффективные производители не смогут маскировать свою неэффективность, выплачивая низкие зарплаты. C использованием системы учета рабочего времени, которую мы обосновали в другом месте (Cockshott and Cottrell, 1989, 1993) разница в производственной эффективности будет сразу заметна. Помимо ее должны существовать и другие механизмы устранения разницы по мере их обнаружения. Частная фирма может заметить, что у конкурента себестоимость меньше, но кроме промышленного шпионажа у нее может и не найтись способа понять, за счет чего это достигнуто. Выравнивание эффективности, если оно вообще произойдет, может и не состояться, пока самый неэффективный производитель не разорится. С другой стороны, в рамках плановой системы некоторые управляющие или технические эксперты с более эффективных предприятий могут, например, могут быть отправлены в качестве экспертов на менее эффективные. Можно также представить себе - в отсутствие коммерческих секретов - электронные доски объявлений, где люди, занимающиеся определенными технологиями или производящие определенные товары, смогут обменяться советами и опытом по максимизации эффективности. Сегодняшняя популярность такого рода досок среди пользователей персональных компьютеров наводит на мысль, что их можно легко обобщить.