Забыл вам сказать. Subscribe.Ru
накладывает ограничение на размер
рассылки в 50кб. В эти килобайты я должен
уложить и текстовую и html версии. Поэтому
- огромная просьба: не присылайте
рассказов, занимающих больше 20кб, потому
что ни дробить рассказы на несколько
выпусков, ни делать рассылки в стиле "продолжение
читайте на сайте" у меня нет ни
малейшего желания. (Для справки: этот выпуск в
html занимает 11кб, а рассказ совсем не маленький)
Сегодня в рассылке вы прочитаете
рассказ Хулио Кортасара "Захваченный
Дом", за что просто необходимо
поблагодарить хозяев чудесного сайта
"Казематы Духа" (
www.kazemat.hotmail.ru ).
Да, кстати... этот выпуск прервет
чудесную традицию, по которой все
выпуски приходили с заголовком "#5"
:) На этот раз я не забыл поменять номер
выпуска :)
Дом нравился нам. Он был и просторен и стар (а это
встретишь не часто теперь, когда старые дома разбирают выгоды ради), но
главное - он хранил память о наших предках, о дедушке с отцовской стороны, о
матери, об отце и о нашем детстве.
Мы с Ирене привыкли жить одни, и это было глупо,
конечно, - ведь места в нашем доме хватило бы на восьмерых. Вставали мы в
семь, прибирали, а часам к одиннадцати я уходил к плите, оставляя на сестру
последние две-три комнаты. Ровно в полдень мы завтракали, и больше у нас дел
не было, разве что помыть тарелки. Нам нравилось думать за столом о большом
тихом доме и том, как мы сами, без помощи, хорошо его ведем. Иногда нам
казалось, что из-за дома мы остались одинокими. Ирене отказала без всякого
повода двум женихам, а моя Мария Эстер умерла до помолвки. Мы приближались к
сорока и верили, каждый про себя, что тихим, простым содружеством брата и
сестры должен завершиться род, поселившийся в этом доме. Когда-нибудь,
думалось нам, мы тут умрем; неприветливые родичи завладеют домом, разрушат
его, чтоб использовать камни и землю, - а может, мы сами его прикончим, пока
не поздно.
Ирене отроду не побеспокоила ни одного человека. После
утренней уборки она садилась на тахту и до ночи вязала у себя в спальне. Не
знаю, зачем она столько вязала. Мне кажется, женщины вяжут, чтоб ничего не
делать под этим предлогом. Женщины - но не Ирене; она вязала все нужные
вещи, что-то зимнее, носки для меня, кофты - для себя самой. Если ей
что-нибудь не нравилось, она распускала только что связанный свитер, и я
любил смотреть, как шерсть в корзине сохраняет часами прежнюю форму. По
субботам я ходил в центр, за шерстью; сестра доверяла мне, я хорошо подбирал
цвета, и нам не пришлось менять ни клубочка. Пользуясь этими вылазками, я
заходил в библиотеку и спрашивал - всегда безуспешно, - нет ли чего нового
из Франции.
С 1939 года ничего стоящего к нам в Аргентину не
приходило. Но я хотел поговорить о доме, о доме и о сестре, потому что сам я
ничем не интересен. Не знаю, что было бы с Ирене без вязания. Можно
перечитывать книги, но перевязать пуловер - это уже происшествие. Как-то я
нашел в нижнем ящике комода, где хранились зимние вещи, массу белых,
зеленых, сиреневых косынок, пересыпанных нафталином и сложенных стопками,
как в лавке. Я так и не решился спросить, зачем их столько. В деньгах мы не
нуждались, они каждый месяц приходили из деревни, и состояние наше росло.
По-видимому, сестре просто нравилось вязанье, и вязала она удивительно - я
мог часами глядеть на ее руки, подобные серебряным ежам, на проворное
мельканье спиц и шевеленье клубков на полу, в корзинках. Красивое было
зрелище.
Никогда не забуду расположенья комнат. Столовая, зал с
гобеленами, библиотека и три большие спальни были в другой части дома, и
окна их выходили на Родригес Пенья; туда вел коридор, отделенный от нас
дубовой дверью, а тут, у нас, была кухня, ванная, наши комнаты и гостиная,
из которой можно было попасть и к нам, и в коридор, и - через маленький
тамбур - в украшенную майоликой переднюю. Войдешь в эту переднюю, откроешь
дверь и попадаешь в холл, а уж оттуда - и к себе и, если пойдешь коридором,
в дальнюю часть дома, отделенную от нас другой дверью, дубовой. Если же
перед этой дверью свернешь налево, в узкий проходик, попадешь на кухню и в
ванную. Когда дубовая дверь стояла открытой, видно было, что дом очень
велик; когда ее закрывали, казалось, что вы - в нынешней тесной квартирке.
Мы с Ирене жили здесь, до двери, и туда ходили только убирать - прямо диву
даешься, как липнет к мебели пыль!
Буэнос-Айрес - город чистый, но благодарить за это надо
горожан. Воздух полон пыли - земля сухая, и, стоит подуть ветру, она садится
на мрамор консолей и узорную ткань скатертей. Никак с ней не сладишь, она
повсюду; смахнешь метелочкой - а она снова окутает и кресла и рояль. Я
всегда буду помнить это, потому что все было очень просто. Ирене вязала у
себя, пробило восемь, и мне захотелось выпить мате. Я дошел по коридору до
приоткрытой двери и, сворачивая к кухне, услышал шум в библиотеке или в
столовой.
Шум был глухой, неясный, словно там шла беседа или падали
кресла на ковер. И тут же или чуть позже зашумело в той, другой части
коридора. Я поскорей толкнул дверь, захлопнул, припер собой. К счастью, ключ
был с этой стороны; а еще, для верности, я задвинул засов.
Потом я пошел в кухню, сварил мате, принес сестре и
сказал:
- Пришлось дверь закрыть. Те комнаты заняли.
Она опустила вязанье и подняла на меня серьезный, усталый
взор.
- Ты уверен?
Я кивнул.
- Что ж, - сказала она, вновь принимаясь за работу, -
будем жить тут.
Я осторожно потягивал мате. Ирене чуть замешкалась,
прежде чем взяться за вязанье. Помню, вязала она серый жилет; он мне очень
нравился.
Первые дни было трудно - за дверью осталось много любимых
вещей. Мои французские книги стояли в библиотеке. Сестре недоставало
салфеток и теплых домашних туфель. Я скучал по можжевеловой трубке, а
сестра, быть может, хотела достать бутылку старого вина. Мы то и дело
задвигали какой-нибудь ящик и, не доискавшись еще одной нужной вещи,
говорили, грустно переглядываясь:
- Нет, не здесь.
Правда, кое-что мы выгадали. Легче стало убирать: теперь,
вставши поздно, в десятом часу, мы управлялись к одиннадцати. Ирене ходила
со мной на кухню. Мы подумали и решили, что, пока я стряпаю полдник, она
будет готовить на ужин что-нибудь холодное. Всегда ведь лень под вечер
выползать к плите! А теперь мы просто ставили закуски на Иренин столик. У
сестры, к большой радости, оставалось больше времени на работу. Я радовался
чуть меньше, из-за книг; но чтоб не расстраивать ее, стал приводить в
порядок отцовскую коллекцию марок и кое-как убивал время. Мы жили хорошо,
оба не скучали. Сидели мы больше у сестры, там было уютней, и она говорила
иногда:
- Смотри, какая петля! Прямо трилистник.
А я показывал ей бумажный квадратик, и она любовалась
заморскою маркой. Нам было хорошо, но мало-помалу мы отвыкали от мыслей.
Можно жить и без них. Писать было бы не о чем, если б не конец.
Как-то вечером, перед сном, мне захотелось пить, и я сказал, что пойду
попить на кухню. Переступая порог, я услышал шум то ли в кухне, то ли в
ванной (коридорчик шел вбок, и различить было трудно). Сестра - она вязала -
заметила, что я остановился, и вышла ко мне. Мы стали слушать вместе.
Шумело, без сомненья, не за дверью, а тут - в коридоре, в кухне или в
ванной. Мы не глядели друг на друга. Я схватил сестру за руку и, не
оглядываясь, потащил к передней. Глухие звуки за нашей спиной становились
все громче. Я захлопнул дверь. В передней было тихо.
- И эту часть захватили, - сказала сестра. Шерсть
волочилась по полу, уходила под дверь. Увидев, что клубки - там, за дверью,
Ирене равнодушно выронила вязанье.
- Ты ничего не унесла? - глупо спросил я.
- Ничего.
Мы ушли, в чем стояли. Я вспомнил, что у меня в шкафу
пятнадцать тысяч песо. Но брать их было поздно. Часы были тут, на руке, и я
увидел, что уже одиннадцать. Я обнял сестру (кажется, она плакала), и мы
вышли из дома. Мне стало грустно; я запер покрепче дверь и бросил ключ в
водосток. Вряд ли, подумал я, какому-нибудь бедняге вздумается воровать в
такой час; да и дом ведь занят.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
По умолчанию имя, и адрес автора/приславшего
публикуются. Основные правила -
подписывайтесь информативно, тексты
больше 20к - архивируйте и шлите аттачем,
тексты меньше 20к присылайте в теле
письма. Если рассказ не ваш - обязательно
укажите полное имя автора, по
возможности - год написания, выходные
данные книги, из которой взят текст, для
зарубежных авторов - переводчика. На
данный момент, лучшим примером для
оформления является рассказ "Глаза
голубой собаки" Габриэля Гарсиа
Маркеса (выпуск 2).